Вместе с этим ударом я метнула в него и силу своего разума, вонзая ее, словно нож, рассекая иллюзию, изображавшую Толстяка с Лиамом. Клэнси выскочил из комнаты, схватившись за голову, задыхаясь. Между нами снова возник образ женщины в белом халате, но сейчас я заставила себя вытеснить его. От мусорного ведра потянулась струйка дыма. Я опрокинула его, разбрасывая горящие страницы по полу, сбивая пламя ботинками. Если он планировал уничтожить эти документы навсегда, я хотела их увидеть.

– Проклятье!

Когда я снова вышла в коридор, Клэнси, повалившись на колени, все еще не мог отдышаться, глотая воздух. Между моим разумом и его возникла едва ощутимая хрупкая связь. Я ухватилась за нее, прежде чем она успела оборваться, наполняя его мозг иллюзией жара. Я не видела его в темноте, но слышала, как Клэнси судорожно хлопает себя по рукам и ногам – мозг говорил ему, что они охвачены огнем.

Через пару мгновений он резко остановился.

– Ты… – начал Клэнси, – ты правда хочешь поиграть в эту игру?

В затылок мне уперся холодный металл – так неожиданно, что я уже убедила себя, что это его выкрутасы. Но, когда ты лишаешься зрения, другие чувства и правда срабатывают с безжалостной эффективностью. Я ощутила теплое дыхание, услышала скрип ботинок, почувствовала запах пота. Агенты. Они нашли нас.

Клэнси попытался сбежать. Я не видела, как это произошло, только слышала тошнотворный хруст, словно что-то тяжело опустилось ему на голову, и парень рухнул на пол.

А потом тьму прорезал голос Джарвина.

– Я знал, что ты вернешься. – Это были его руки: одна сжала мою шею, грубо толкая меня на колени. Ствол скользнул ниже. – Роб сказал: надо только подождать.

Обе фигуры – и Джарвиса и стоявшего за ним другого агента Лиги – едва угадывались в темноте.

Сигнализация выключена.

– Ты не хочешь делать этого, – предупредила я, чувствуя, как невидимые руки разворачиваются у меня в голове. Я чувствовала волнение, но не страх. Контролируемое спокойствие.

– Нет, – согласился Джарвин. – Я бы предпочел сделать это.

Раздался слабый щелчок – единственное предупреждение, прежде чем Белый шум наводнил коридор и утопил меня.

Странно, конечно, но забыть, что такое агония, тоже возможно.

Первые несколько месяцев пребывания в Термонде Белый шум включали практически каждый день. Так контролировали Красных и наказывали Оранжевых – один неправильный взгляд, и СППшник связывался с контрольной башней. Это стало частью моей жизни: может, я просто привыкла, может, воздействие со временем все же притупляется. Но то было многие месяцы назад, а сейчас желудок скрутило болью почти до рвоты. Я рухнула на пол, достаточно близко к Клэнси, чтобы увидеть, как из раны на его лбу сочится кровь. Я все еще пыталась соображать, послушаться своего внутреннего голоса, говорившего: «Ты можешь взять Джарвина под контроль, ты можешь, можешь его уничтожить…». Но даже этот голос замолк, когда Белый шум наполнил пространство, мощным валом обрушиваясь на нас. Удивительно: все, что мы могли, власть, которой обладали над другими, – сейчас это ничего не значило.