«С ними все хорошо».
Клэнси зашевелился, прядь темных волос упала на глаза. За то время, что мы провели в Ист-Ривер, я никогда не видела его спящим. Неудивительно, он никогда бы никому не позволил находиться рядом, когда он уязвим.
Взгляд упал на мусорное ведро и на бумагу, которую я из него вывалила. Я подползла туда на четвереньках, прихватив фонарик, оброненный Клэнси. За стенами комнаты раздавались оглушительные крики. Но ни слов, ни голосов было не разобрать.
Когда стрельба поутихла и захлопали двери, ведущие на лестницу, я позволила себе набрать полные легкие воздуха: «Ты в порядке; ты в порядке».
Я сгребла обгоревшие страницы себе на колени и направила на них фонарик. Многие оказались уничтоженными – в фотографиях и на документах зияли внушительные дыры. Нижние листы, покрытые сажей и копотью, оказались в значительно лучшем состоянии. В основном мне попадались диаграммы и графики, изложенные тем непонятным научным языком, что и Толстяк бы не разобрался. Названия лекарств… медицинские термины. Вроде тех, что были в списке, который Толстяк дал мне в Нэшвилле. Время от времени все же встречались фразы на простом человеческом языке.
В верхней части каждой страницы, напечатанные жирным шрифтом стояли два до боли знакомые мне слова:
Просмотрев документы, я добралась до фотографий. На первой я увидела лицо женщины.
Почти половину жизни я провела в лагерях, не имея доступа к каким-либо СМИ. И теперь каждое лицо, мелькнувшее в телевизоре или в газете, казалось мне смутно знакомым, вот только имя всегда ускользало, и вспомнить его не удавалось никак. Такие вот неожиданные последствия моей изоляции. И сейчас, уставившись на знакомую белокурую женщину, я чувствовала то же.
Снимок сам по себе казался странным – она глядела не в саму камеру, куда-то через плечо. Позади виднелось неприметное обшарпанное кирпичное здание, и на его фоне аккуратный классический темно-синий костюм этой женщины смотрелся неуместным. Взгляд у нее бы скорее обеспокоенным, чем испуганным. Интересно, догадывалась ли она, что за ней следят? Следующая фотография была меньше и надорвана так, словно Албан решил ее порвать, но все же передумал. На ней женщина сидела между бывшим руководителем Лиги и гораздо более молодым президентом Греем.