Не сам. Тогда он мало понимал, кто он есть, и просто отчаянно захотел, чтобы тот умер. Он представил себе сердце этого никчемного толстяка, слишком ленивого и неповоротливого, чтобы его боялись. И сердце было таким же, ленивым и неповоротливым, в белой пленке жирка.

Он сдавил это сердце.

И держал… долго держал…

…было дознание.

…и его перевели. Наверное, будь он старше, его бы судили, а так… спонтанный прорыв силы. Никто не виноват.

…несчастный случай.

Муха на окне.

Потеплело. И ветром тянет с той, с другой стороны. Этот ветер несет аромат свежего хлеба, пекарня недалеко, но ему нравится думать, что пахнет вовсе не хлебом, а чужой запретною весной.

Почему бы и нет?

И все-таки он вышел из кабинета. Вновь пост.

Отметка.

Кивок.

Не прощание, отнюдь… просто дань традиции. За ним не следили, хотя он по привычке шел так, чтобы слежку, появись она, заметить…

Пусто.

Просто день. Просто солнце. И не осеннее, но яркое, дразнящее… девушка в весеннем платье спешит. Куртенку распахнула, не боясь ветерка… пробежала мимо, цокая каблучками, обдала ароматом весны… и захотелось развернуться, пойти за ней.

Нет.

Он хозяин своим желаниям.

Наверное.

Он просто пройдется по городу. В конце концов, почему бы и нет?

Он очнулся у этого дома, при дневном свете выглядевшего еще более уродливым, чем ночью. Многоглазый зверь из дрянного камня, старый, утомленный. Выщербленные бока. Разноцветные очи окон. Одни закрыты занавесками, другие распахнуты, будто приглашают заглянуть в нутро зверя.