– Нет, конечно. Никто никого не может заменить. Никогда. Та часть твоей души, что принадлежит твоему другу, для меня неприкосновенна. Потому что я – не Высокий Берег. И никогда им не буду.

Горький аромат чая, отрезвляющая печаль… и неожиданное мужество, ясность души…

– Часть нашей жизни неизбежно уходит вместе с умершим… но другая часть прирастает теми, кого мы встречаем, и в этом нет измены старым друзьям, нет вины перед ними. Но когда теряешь кого-то, об этом трудно помнить…

– А тебе откуда знать? – спросил Шан и тут же прикусил губу: вопрос прозвучал обидно, а Собака вовсе этого не хотел. Но недавнее смятение исказило голос, заставив его прозвучать совсем не в согласии с мыслями и чувствами.

Но Вьюн не обиделся.

Он и в самом деле понимал без слов. Они ему совершенно не мешали.

– Мой отец начинал военную службу десятником на северо-восточном порубежье. Потом – полусотником. Как полагаешь, сколько из друзей его юности сейчас еще живы?

Шан опустил голову.

– Кажется, готово, – произнес Най, медленно вдохнув запах чая. – Бери поднос, я вон тот возьму.

Так они оба и вернулись к столу – с подносами в руках, следуя за нежной горечью чайного аромата, вплывающего с комнату.

Тье встретил их с возмущенной мордочкой.

– Где вы были так долго? – воскликнул он. – Тут вас пирожки совсем заждались. Аж слезами обливаются от обиды.

– Так-таки прямо и слезами? – усмехнулся Шан.

– Горькими! – убежденно отозвался Тье.

– Тогда надо их поскорее съесть, – очень серьезно ответил Най. – А то еще горчить начнут, чего доброго…

Выходка Воробья была простой и немудрящей, почти детской. Такой, как надо.

Потому что после нее понимание, настигшее напарников, утратило свою режущую остроту. Оно обволокло их, как пар, понимающийся над чаем, и сделалось домашним, уютным, несущим уже не боль, а утешение.

– Не горчат, – заявил Тье с полным ртом, утягивая с блюда второй пирожок.

– Значит, мы успели вовремя, – заключил Шан. – Не давись всухомятку, лончак, пей чай.

Тье содрогнулся, явно вспомнив недавнее свое следственное чаепитие в усадьбе Тайэ, но преодолел себя и мужественно взялся за чашку. Най сдавленно фыркнул, Шан не сумел: рот у него был уже занят пирожком. И правда – вкуснотища просто необыкновенная. Шан даже прижмурился от удовольствия. Когда ему в последний раз доводилось есть что-то подобное? Так сразу даже и не вспомнить. Ничего, теперь он сможет и сам покупать такие чудесные излишества…