– Твоя голова! – Эразм встревоженно махал рукой над собственной головой. – Прикрой голову!

Меркатор заметила экипаж, катившийся в их сторону. Быстро подняла насквозь промокшую шаль и прикрыла уши. Эразм отвернулся, сделав вид, будто поправляет товары на стропилах навеса. Экипаж проехал мимо.

– Они даже не смотрели, – произнесла она. – Занавески были задернуты.

– Это не важно. Если кто-нибудь увидит твои уши и подумает, что я имею дело с мир… – Он раздраженно посмотрел на Меркатор. – Возьми монеты и уходи.

Эразм положил монеты на прилавок, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как он дает мне деньги, или опасался случайно меня коснуться? Порой Меркатор также выдавала за действительное нежелаемое.

Она не знала, что вероятнее или лучше.

– Прежде чем уйти, я должна спросить. Есть ли новости? Какой-то намек, что герцог начал действовать?

Это была настоящая причина, по которой она пришла. Ей требовались деньги, но еще сильнее требовалась надежда.

Калианец покачал головой, сердито нахмурившись. Его терпение иссякло. У всех заканчивалось терпение, и это было плохо. Опасно. Эразм повернулся на звук очередного экипажа и кинул мрачный взгляд на Меркатор.

Она взяла деньги, подняла жилет и свои узлы и ушла.

* * *

Зажатый между старыми открытыми коллекторами и речным водосливом, заброшенный квартал Рошели – известный его обитателям как Мелра, а всем остальным как Трущобы, – не мог похвастаться мощеными улицами, и дождь размыл узкие тропки из грязи, пепла и фекалий. Большинство зданий в этой части Рошели их обитатели давно покинули. Поскольку у нынешних жителей не было ни средств, ни прав на ремонт, крыши и стены рушились по мере гниения опорных балок. Люди Меркатор использовали остатки древесины в качестве топлива холодными ночами, потроша собственные убежища ради тепла. Старый лес вторгся в Мелру, желая вернуть давно похищенную территорию. Дров хватало, людям запрещалось валить деревья. Технически им не разрешалось жечь рухнувшие стены и лестницы. Полный список того, что запрещалось делать обитателям Трущоб, казался бесконечным. Однако Меркатор находила повод для радости. Одна вещь в этот список не попала: мир дозволялось жить.

Хотя жизнь ли это?

Меркатор переступала через закутанные в лохмотья фигуры, которые жались в каждом укрытом от ветра и сухом углу. Она шла на огонь небольшого костра, где полдюжины мир грелись под остатками крыши старой мельницы. Первой ее заметила Сетон, и на лице девочки расцвела улыбка. Девочка. Еще одна абсурдность. Меркатор следовало называть Сетон джин, однако даже в ее сознании старый язык угасал. Девочка – человеческое дитя, а не восьмидесятитрехлетняя мир, в которой было так мало человеческой крови, что она обладала традиционными светлыми волосами и синими глазами древних Инстарья и выглядела совсем юной. Но, как и в случае разрушенных домов, они работали с тем, что имели. И в сравнении с Меркатор Сетон была ребенком.