Она так отчаянно желала сделать сказку былью, что привыкла
Но герцог не пришел к ней ни в первую брачную ночь, ни в следующую – ни в одну из ночей. Они спали в разных спальнях. Лео был немногословен. Говорили, что он необщителен по природе. Дженни с этим смирилась. Когда поползли слухи и даже слуги начали звать ее Девкой-виски, Лео ничего не сделал. Он по-прежнему улыбался Дженни, выполнял ее желания, делал комплименты, но объятия были редки, а поцелуи – еще реже.
На глаза Дженни навернулись слезы, горячие и жгучие от горькой правды.
Она не была глупой. В этом отчасти заключалась ее проблема. Дженни давно все поняла. Герцог женился на ней не ради денег. В этом все ошиблись. Он женился на ней, потому что нуждался в жене, причем быстро. Любой жене.
– Ты голодна? – спросила Меркатор.
– Вопрос с подвохом? – поинтересовалась Дженни, вытирая глаза и шмыгая носом.
– У меня есть хлеб. Хочешь?
– Я бы отдалась Виллару за кусок хлеба.
– Хлеб не настолько хорош, – усмехнулась Меркатор.
Дженни рассмеялась.
После той первой беседы о пожирателях золота атмосфера в тюрьме изменилась. Меркатор пока не была готова распахнуть дверь камеры и отпустить Дженни, но, похоже, считала похищение ошибкой. Мгновение было мягким, нежным, утешительным, забавным. Странно, что обратной стороной слез является смех. Они могли бы быть двумя подругами, засидевшимися допоздна втайне от родителей, чтобы обсуждать молодых людей, одежду – все то, чем делятся подруги. Только Меркатор не была подругой Дженни. И не имела причин ее подбадривать.
– Прости за неуважение к твоему мужу, – произнесла Дженни.
– К кому?