– Что-о?! – в унисон вскричали ищейки.

– Обнимались. И… и рыдали на плечах друг у друга. И однажды даже пытались поцеловаться. А после опять пили.

– А ты и тут просто наблюдал?! Не вмешался?!

– Так ведь план же.

– Это катастрофа! – простонала Энвер. – Уверь меня, что ты лжёшь, мальчик, иначе я сделаю так, что твои руки и ноги поменяются местами, а голова начнёт расти из задницы! Слово тёмной ведьмы!

– Но я не лгу! – стал оправдываться бесстрашный стажёр. – Было только то, что было, я видел. Только не слышал, о чём говорили. А потом вы напились так, что говорить уже не могли. Где-то к одиннадцати часам оба были практически в отключке. Я оставил бармену записку с адресом гостиницы – для мастера Кристофа – и доставил вас сюда, где вы и уснули. Мастер Кристоф пришёл где-то в начале третьего… вернее, практически приполз – настолько он был пьян. Я уложил его к себе в каморку, а сам дремал на кресле в гостиной. Вероятнее всего, настоящий мастер спит до сих пор. А нова здесь и, надеюсь, осознаёт безвыходность своего положения.

Бен уже так откровенно пялился на светлого мага, что, наверное, прожёг бы в нём дырку, умей глаза испускать и фокусировать свет. Ведьма, охваченная негодованием, ждала от Кристофа объяснений, собираясь при малейшей неуверенности напарника применить парализующее проклятие. Но подозреваемый был абсолютно спокоен.

– Это всё? – осведомился он.

– Всё, – кивнул Финкельштейн.

– Хорошо. А теперь скажи-ка мне, любезный мой читатель детективов, как ты понял, что я – это я, то есть не тот я, за которого себя выдаю?

– Пожалуйста. Первое: вы слишком топорно намекнули, что вожделеете мастера Энвер. А я, как уже говорилось, хорошо помню разговор в поезде и знаю, что такая мысль никогда бы не пришла мастеру Кристофу в голову. Даже в нетрезвую голову. Второе: Лоток. Если верить теориям о по-лиморфах, только настоящий Кристоф мог помнить о нём. А не помнить о нём он не мог никак.

– Что такое этот твой лоток? – раздражённо спросила Эн-вер.

– Не что, а кто, – поправил ищейка.

Бен вытаращил глаза. Девушка отреагировала похоже – правда, с изумлением куда меньшим. Кристоф обезоруживающе улыбнулся.

– Был у нас на факультете, на кафедре теоретических основ светлой магии, такой преподаватель. Он стал легендой задолго до моего поступления в Академию. Старый, как Мафусаил, и жуткий зануда, но дело своё знал крепко. Лотком же его прозвали за то, что он был кошатником, и от него – пардон – вечно несло кошачьей мочой. Какой-то студент – похоже, не слишком успевавший по предмету Лотка – однажды сочинил стихотворение, которое пережило своего автора в Академии и веселит младшие курсы, наверное, до сих пор. Вот, собственно, этот нетленный опус: