— А я что делаю?

— А ты издеваешься над ним.

— Ой, правда? — сокрушённо вздохнул Корышев. — Это по старой памяти, видимо. Старая память, она у меня дурная, всякую дрянь помнит…

— Да заткнись ты! — я подскочила к нему и изо всех сил толкнула в плечи. — Лучше уйди прочь, я одна справлюсь!

— С кем ты справишься? С ним? Да ты посмотри на него, в нём хорошо за центнер будет. Я и то его с трудом ворочаю.

— Ромка поможет.

Но Корышев покачал головой и пошёл навстречу Ромке, который тащил парящее ведро с водой и несколько старых махровых полотенец.

Намочив полотенца в горячей воде и хорошенько их отжав, Корышев откинул с Баринова одеяло. Димка вздрогнул и несмотря на своё плачевное состояние, при котором, казалось бы, уже не до приличий, явно смутился, что я вижу его в затрапезного вида труселях.

— Да ладно тебе, расслабься, — сказал Корышев миролюбиво. — Сейчас станет немного полегче, а там и Айболит приедет.

Корышев ловко обернул Баринова горячими полотенцами. Так следующий приступ можно было немного оттянуть.

Никита сел на пол, чтобы было удобнее разговаривать с больным.

— Как же ты умудрился-то так зашифроваться? — спросил он с интересом.

— Я — чёрный, — отозвался Баринов. — Если ты знаешь, что это значит. Таким, как я, проще.

— Верно. Такие, как мы, и не на такое способны, — согласился Корышев.

Баринов только усмехнулся.

— Лада, давай-ка, звони Малеру, — сказал Никита, оборачиваясь ко мне. — Без него мы не справимся. Было бы дело в рейде, забрал бы его на передержку однозначно. Его обколоть нужно и наблюдать в стационаре. Звони.

— Ребята, да не надо… — простонал Баринов, ворочаясь в мокрых полотенцах. — Я сам выберусь! Не палите меня, ребята! Вы ж понимаете, крышка мне, если правда вскроется…

Я тоже присела перед диваном.

— Дим, а без Эрика тебе другая крышка может приключиться. Та, которая совсем с концами… Ты не бойся. Эрик сроду ни одной кикиморе не причинил вреда.

— Ни одной не причинил, значит, я первый буду, — брякнул Баринов, мелко вздрагивая. — Он мне тот ментолин для Корышева не простил.