— Так не одна же. Первая уже в прошлом. Новая началась.

Никита остановил машину. Мы действительно находились на нужной улице.

— Будет только хуже, если ты сбежишь от нас, — уверенно сказал он.

— От вас? — фыркнула я. — Ничего себе самомнение! Ты-то тут причём?!

— Да ни при чём, — отмахнулся Корышев. — Какая разница?.. Ты пойми, нельзя тебе в интернат. Я там был, я видел, как это происходит и чем заканчивается.

— Никита, мне сейчас, чем хуже будет, тем лучше. Иначе меня заклинит.

— У меня тоже отбирали тех, кого я любил, — сказал он вдруг, глядя в сторону. — Разными способами. Иногда очень даже извращёнными. Так что не думай, что я не знаю, о чём говорю. Знаю. Поверь: то, что ты задумала — не выход.

— Слушай, что ты меня лечишь всё время? Я тебе кто? Сестра? Жена? Подруга?.. Ни то, ни другое, ни третье!

— Ты — очень близкий мне человек, — проговорил он серьёзно.

— А ты… Ты мне неприятен, Корышев! Может быть, ты пойдёшь своей дорогой и оставишь меня в покое, а? И давай я одна к Баринову пойду. Мы с ним всё-таки приятели…

— Этот приятель приставил к тебе соглядатая, если помнишь.

— Я всё выясню. И ты мне для этого не нужен. Испортишь всё только.

— Не испорчу, не бойся, — усмехнулся он.

— Ну, как хочешь.

Мы выбрались из машины и подошли к старенькому некрашеному, но ещё крепкому дому. Калитка была не заперта, да и на двери звонка не было видно. Я постучала.

Ответа не было.

Корышев легонько потряс дверь за ручку и тоже постучал. У него это вышло куда громче.

Дверь, наконец, отворилась. На пороге стоял руфер Ромка.

Мы с Корышевым переглянулись. Ромка густо покраснел.

— Ты что здесь делаешь? — спросила я.