Мне просто задать пару вопросов! По гигиене, уходу за пальцем – в том числе крайне щепетильных и деликатных. Так сказать, интимного характера. А потом – я полностью к вашим услугам. Можете собирать консилиум – дело-то непростое! Сложный клинический случай. Ноэль, пожалуйста, оставьте нас ненадолго с Энлиллем!

Майтреа, отводя глаза и вздыхая, нехотя соглашается:

– Хорошо! Но не более пары минут!

Ламассу кланяется.

– Благодарю вас, о великодушнейший из эскулапов! – И, подмигивая мне, многозначительно усмехается. – Все будет быстро! Глубокоуважаемый Энлилль, как никто другой, знает, что я прекрасно умею контролировать время!

О да! И в этом как раз – самая большая проблема…

* * *

И вновь мы вдвоем. Майтреа – как ни бывало: он где-то там, в приемных покоях Больницы.

Я с ужасом жду приговора.

Ламассу стирает с лица (язык не поворачивается сказать – «морды») вежливую, подобострастную улыбку и спустя мгновение становится прежним. Страшным, непознаваемым.

Рычит, бешено сверкая глазами.

– Доктор, вы обалдели? Обмануть меня вздумали? Думаете, я был не в курсе, что вы собираетесь писать лжепризнание? Полноте! Повторяю – я вижу ткань времени! Я и есть время, Хронос – и все ваши мелочные замыслы, попытки, нелепые ухищрения – у меня как на ладони.

С чего вы вообще взяли, что я – враг вам? Ну да, попугал, укусил за плечо – но это для вашего же блага! Я друг и союзник!

А теперь слушайте – и слушайте внимательно, не упуская ни единого слова! Если вы написали признание – то лишь оттого, что я вам позволил. Точнее, не так – я просто не вмешивался, ибо не имею ничего против. А даже если бы и имел – не вмешался бы. Ваш выбор, священный и сокровенный.

Зарубите себе на носу: так и должно было случиться! Вы следовали своей дорогой – и она привела вас сюда. Точно так же, как путь Дункана – к убийству Курфюрста.

Сколько вам, смертным, повторять надо? Непонятливые! Свобода воли – не пустой звук! Я могу лишь намекнуть, натолкнуть на мысль – но дальше этого не захожу. А теперь задайте себе вопрос: скажите, вы бы написали признание, если бы я вас не оскорбил и не обидел? Только честно, без кривляний и экивоков! Думаю, нет! Вы бы просто смирились – а так, благодаря мне, взыграло чувство протеста: мол, сейчас покажу тебе, Ламассу, покажу, что я, а не кто-то другой – хозяин своей собственной жизни. Банальная истина! К сожалению, для того, чтобы донести ее, мне потребовалось испить вашей крови. А на вкус она, поверьте, не сахар! Хотя инсулин у вас явно повышен. Скажите Ноэлю – требуется курс лечения.