— Хотя бы до стоянки, — указал Николай. — Если медленно — справлюсь.

— Но только очень медленно, — попросила Саша. Николай повиновался, ощущая, как дрожат руки и колотится сердце в груди. Ещё через три минуты они стояли на общественной парковке у небольшого магазина, и Николай вновь выключил двигатель и откинулся на спинку.

— Посиди минутку, всё должно пройти, — попросила Саша. — Ты не мог принести фантома с собой. Значит, нам его подсадили.

— Это как?!

— Кто-то успел посмотреть в зеркала, пока мы ехали. И вряд ли он оставит тебя в покое. Нам нужно уйти, как только сможем — и избегать людных мест. Я позвала на помощь — нас прикроют. Твой дом ближе — идём к тебе.

— Тогда туда, через парк, — указал Николай. — Там настоящий лес, там мало кто ходит. Всё, вроде нормально себя чувствую.

Саша прижала ладонь к его лбу.

— Да, всё прошло, — согласилась она. — Сможешь нести рюкзак, или мне понести?

— Смогу, — подтвердил Николай, и уже через пару минут они шли в сторону парка, оставив позади людные тротуары и шум оживлённого шоссе.

— У тебя ещё есть живая вода? — поинтересовалась Саша, показывая полный пузырёк. Николай кивнул, доставая из кармана сумки второй — и последний. — Держи наготове. Лампа? — Николай снова кивнул. — Тоже держи наготове. Нужно избегать любых отражений. Я читала, что у каждого посвящённого бывает в жизни несколько таких тёмных дней, когда он ещё не готов дать отпор, но его уже все пытаются съесть.

— Наводит на мысли, — оглянулся Николай. Никто не преследует. Сверху каркнуло — пролетела ворона, недовольно косясь на людей. — Словно посвящённый — не знаю, микроб какой-нибудь в крови? Инородное тело.

— Точно-точно. Мама приводила другой пример. Морские черепахи закапывают яйца в песок, и с этого момента не заботятся о потомстве. Когда черепашата рождаются, им нужно суметь вылупиться, выкопаться, добраться до воды и там научиться прятаться. А вокруг собираются все мыслимые хищники и пытаются съесть их.

“Я черепашонок”, подумал Николай, снова оглядываясь. Уже сгущаются сумерки, а им чуть не полкилометра идти по безлюдному парку. Здесь тихо и спокойно, и уж точно нет отражений. “Я черепашонок, но я умею кусаться и плевать ядом…”

Они почувствовали — потом вспоминали, что именно, но не сумели сформулировать. Почуяли шестым чувством. Не сговариваясь, включили свои солнечные лампы, и направили их слепящие полосы вверх — оттуда, сворачиваясь смерчем, тугой крутящейся воронкой, на людей падали чёрные тени. Бесшумные и стремительные. Они воспламенялись и сгорали, едва свет касался их — несколько взмахов лампами, и смерч иссяк, распался, сгорел дотла. Николай успел сбросить рюкзак со спины и откинуть в сторону; они с Сашей встали спиной к спине и, не сговариваясь, обмахивали пространство вокруг светом. Прошла ещё пара очень страшных минут — и, вроде бы, стало чисто. И где же эта помощь?!