Еще кипели яростные схватки на улицах города, его площадях, во дворах и в его садах, а пленных уже потрошили разумники и клирики, слившиеся во взаимной жестокости к связанным людям. Они проводили проверку на верность Триединому, а фактически Силой считывали воспоминания людей. И для людей это было не только стыдно, неприятно, а невыносимо больно. Вплоть до того, что место проведения проверки постоянно сдвигалось в сторону, прошедших проверку приходилось отмачивать в реке, а прежнее место засыпать землей.

Не прошедшие проверку блаженно улыбались, пуская слюни, лишенные разума. Прошедшие проверку – отмытые и покормленные – на Лысой горе рыли могилы рядами, куда своим ходом доставлялись безумные приговоренные, сами спускались в могилу, где копье палача завершало их путь мучений. Клирики же сажали в тела казненных желуди, после чего останки хоронили. Ровные, длинные ряды быстро заполняющихся могил опоясывали пологую, невысокую, покрытую нанесенной Потопом, но бесплодной землей, гору, пыль с которой – каждый раз при северном ветре – накрывала город.

Конечно же большая часть плененных людей проходила проверку. И в зависимости от тяжести их вины их и распределяли. Почти безвинные, заблудшие копали могилы, таскали и хоронили тела, потом возили тела убитых из города, впрягшись в повозки по четверо, вместо коней.

А те, чья вина была серьезнее, но немедленной казни все же не стоила, были связаны снова в вязанки и отправлены в горы. В каменоломни. Пожизненно. С возможностью освободиться через десять лет. При покладистости. Но для отправляемых на эту каторгу десять лет в каменоломнях – это и есть пожизненное.

Тысячи и тысячи людей. Не разбирая возраста, пола, положения в обществе, все поголовно проходили проверку. Писари записывали за каждым его грехи. Но писарей не интересовали прелюбодеяния и измены супругам и прочие, подобные этому, слабости людей. Их интересовали только измены Свету и князю. Подлость измены и воровство. Ну, и злодейские убийства.

Прегрешения людей записывались в толстые амбарные книги за их именем для дальнейшего определения тяжести их искупления судом. И отправляли работать.

Через три дня город вымер. Только трупы людей на улицах и крысы. Даже подземелья Ночного Двора были вычищены от человеческих отходов.

– Сжечь бы все! – сказал князь, глядя на это. – Да заново выстроить.

Опять забывая, что следует опасаться собственных желаний, особенно – их исполнения.

На четвертый день в землях Лебедя началась новая жизнь. Жизнь осажденной крепости, где даже у младенца были только обязанности и долг. Совсем без прав.