Террорист улыбается мне в след, а я бегу — потому что мне нет дела до красивых последних жестов.

Я успеваю спуститься на целый этаж строительных лесов, когда чувствую взрыв.

Увидеть его невозможно — но мой позвоночник пронзает будто раскалённым прутом.

Мгновенно раскалившиеся на руке часы явно подарят мне ожог, и я принимаюсь с бессмысленным матом расстёгивать браслет, обжигая вдобавок и пальцы.

Наконец часы содраны и улетают сквозь настил вниз, к земле.

Я баюкаю обожжённую руку и решаю никуда больше не ходить.

В конце-концов, конца света можно подождать и здесь.

Но он наступать не торопиться.

Впрочем, я тоже уже никуда не тороплюсь.

Ветер мягко подталкивает меня на шаг ближе к краю, заставив вцепиться в обрывок полиуглеродного троса, свисающего со стены.

Я принимаюсь наматывать его на руку — скорее машинально, чем по необходимости, и в это момент вижу, как над городом стелется рукотворный рассвет.

Переливающиеся полотнища ионизируемого воздуха, вычерченные остроотточенными карандашами лазерных лучей моргнули несколько раз и замерли, накрыв предрассветное небо крышкой рукотворного котла.

«Ионный щит», система противоракетной обороны — официально, и геофизическое оружие — на деле — устанавливается быстро.

Город, континент, мир опять попали в тень могущества — но этот пуск тени внеплановый.

Затем багровая пелена, закрывшая небо мерцает, дробясь миллионами мелких искорок и распадается совсем, без следа, открыв чистое, хоть и красное от начинающего восходить солнца небо.

Спектакль окончен.

И единственное, во что мне хочется сейчас верить — так это в то, что всё, мною увиденное, что-то означает.

22

22

Город расположен к западу от статуи Благоденствия, и поэтому самого процесса восхождения светила на дневной трон я не увидел. Солнце медленно вставало где-то за моей спиной, а Кэп-сити возникал из предрассветных сумерек — крыша за крышей, домоград за домоградом, погружаясь в праздничную рассветную дымку.