От скользкого берега, через старый бурелом, тянулась тропинка. И хотя жители соседних деревень здесь не ходили, от силы раз в год забредал грибник, но тропинка все равно была вытоптанная и незаросшая. Она приводила к перекошенной избе. По северной стене полз болезненно слизистый мох-сфагнум. Он будто на последнем вздохе вскарабкался по бревнам, а теперь устал и потихонечку скатывался вниз.

Подпрыгивая на корнях, пересекавших тропу (уже — другую, всеобщую, не тайную), к избе подъехали велосипедистки: молодая женщина и девочка лет двенадцати.

Женщина слезла с велосипеда и прислонила его к старому плетню. Девочка спустила длинные ноги с педалей и продолжила сидеть на седле. Она отстраненно обвела взглядом лес, чуть задержалась на старой избе и, заметив за краем обрыва широкую, изъеденную шафрановыми пятнами черную гладь реки, остановилась на ней. В глазах девочки промелькнул призрак живости.

Тем временем ее спутница обошла избу на кирпичных столбах. С улицы запросто можно было залезть в подпол. В дождливую погоду подвал, наверное, становился приютом для заблудшего зверья.

Присев, женщина прикоснулась рукой к земле, отковыряла кусочек, поднесла к носу, принюхалась, коснулась губами и, брезгливо хмыкнув, выбросила. Когда-то здесь жгли живое существо. Жгли, но не дожгли. Нет, не человека, конечно. Затем подошла к реке и долго хмурилась, глядя в чернильно-бурую воду, затянутую разорванным узором ряски. Безымянная река молчала, но женщина ей не доверяла. Она знала, что существо, которое жгли, умыкнуло в воду.

После женщина вдруг взбежала по крыльцу и толкнула незапертую дверь. Навстречу ей бесшумно вылетел рой мошкары.

Внутри пахло смолой, раскрошившейся от времени сушеной полынью и низкой грибов, которая одиноко висела у печи. Грибы уже совсем иссохли и превратились в черные сухарики, оплетенные молочной паутиной.

— Ладно, мы остаемся. — Женщина выглянула из-за двери.

Девочка недоверчиво слезла с велосипеда.

— Уверена?

— Нет, но я устала и хочу отдохнуть. Тебе тут понравится.

Девочка пожала плечами, прислонила велосипед и тоже зашла в дом. Что ж, старшей сестре виднее.

Они настолько часто меняли места, нигде не задерживаясь, что однажды девочка предложила присоединиться к цыганам. Те ведь тоже кочуют. Но старшая сестра отказалась, и тогда девочка сама сходила к ним. Но не успела она и слова сказать, как цыгане зашипели на нее, обозвали дохлой рыбой и пригрозили побить, если не уйдет. Так что если ежкина изба, то пусть ежкина изба.

Часто Есения думала, что лучше бы держаться подальше от рек, увезти младшую сестру туда, где реки нет и быть не может. Однажды Есения попробовала: они долго колесили, но треклятые реки постоянно возникали то тут, то там. Кажется, в этой бесноватой стране рек было больше, чем людей. Уехать в пустыню? Но от слова «пустыня» пробирала дрожь. Казалось, что там они от тоски просто захлебнутся пылью.