– Если не я вас одолею, то они.

– Возможно, – Рой снова вздохнул. – Рад, что не придется вас поглощать. Мне бы не хватало наших разговоров.

Паучья роза

Паучья роза

Паучья Роза не чувствовала ничего – или почти ничего. Раньше были какие-то чувства – узел сгустившихся за двести лет эмоций, – и она раздавила их черепной инъекцией. Теперь от чувств осталось не больше, чем от таракана, когда по нему ударят молотком.

В тараканах Паучья Роза разбиралась; они были единственной местной фауной в орбитальных колониях механистов. Выносливые, плодовитые, адаптивные, они с самого начала стали настоящим бедствием на космических кораблях, избавить от них так и не смогли. Поневоле механистам пришлось пустить в ход генетические технологии, украденные у своих конкурентов, шейперов, чтобы превратить тараканов в разноцветных питомцев. Одним из любимчиков Паучьей Розы был таракан в полметра длиной, чей блестящий черный хитин покрывали красно-желтые разводы. Сейчас насекомое сидело у нее на голове. Оно пило пот с идеального лба, а Роза ничего не чувствовала, она находилась в другом месте, высматривала гостей.

Смотрела Роза через восемь телескопов – изображения с них сопоставлялись и поступали в мозг через неврокристаллический узел в основании черепа. Теперь у нее было восемь глаз – как у ее символа, паучихи. Уши – слабый ровный пульс радара: они слушали, постоянно слушали, искали странное искажение, которое сообщит о присутствии корабля Инвесторов.

Роза была умной. Она могла бы сойти с ума, но техники мониторинга вычислили химический базис здравомыслия и поддерживали его искусственно. Паучиная Роза считала это нормальным.

И это было нормальным; не для людей, а для двухсотлетнего механиста, обитающего в кружащейся паутине на орбите Урана: тело, бурлящее от гормонов юности, мудрое старо-молодое лицо как будто только что из гипсовой формы, длинные белые волосы – рябящая копна имплантированных оптоволоконных нитей с косо подстриженными кончиками, откуда сочились бусинки света, словно микроскопические самоцветы… Она была стара, но не задумывалась об этом. Одинока, но эти чувства сокрушила наркотиками. И она нашла то, чего хотели Инвесторы, – то, за что эти инопланетные торговцы-рептилии отдали бы даже свои глазные зубы.

В ее полиуглеродную паутину – широко раскинувшуюся грузовую сеть, давшую ей имя, – попался драгоценный камень размером с автобус.

И потому Паучья Роза наблюдала – с мозгом, подключенным к инструментам, без устали, без особого интереса, но и без скуки. Скука опасна. Она ведет к неусидчивости, а в космосе, где люди гибли от злобы и даже простой беспечности, неусидчивость могла быть смертельна. И потому, чтобы выжить, лучше всего было вести себя так: притаиться в центре мысленной паутины, откуда во все стороны разбегаются чистые евклидовы линии рациональности, и выжидать, пока лапки не почувствуют мельчайшую дрожь тревожных эмоций. А когда Роза чувствовала, что чувство спутывает нити, то спешила к нему, оценивала, аккуратно окутывала коконами и пронзала метко и верно паучьим клыком – гиподермической иглой…