— Чепь, — подтвердил Шило, прикрывая огонек ладонью. — Мы под сАмой башней. Тут колодезь есть. На случай осады. Тайный, токмо для царя и ближников его.

— Слыхал я про такое, — вспомнил стрелец. — Сказывают, в том колодце бадья серебряная на чепи златой.

— Это еще зачем? — удивился Шило.

— Сам рассуди: царёв же колодец! Эта чепь должна годной быть хоть через сто лет: не ржаветь и не портиться. Бадья тож. А в колодце сырость. Теперь сам подумай, из чего такое сделать возможно.

Монах усмехнулся.

— Да брехня всё это, — отмахнулся он. — Мне брат один сказывал. Колодец вправду есть, вот только чепь на нем обыкновенная. Салом смазанная.

— Врет тот брат, — уверенно возразил Чернява. — Я сам служил, и я тебе так скажу: сало это десятник себе в похлебку кладет. А если чего и смазывает… — тут он замолчал со значением.

— Всякое в жизни бывает, — раздумчиво заметил Шило. — Хотя, конечно, грех это. А ежели по совести — что не грех? Всё грех! Прости, Господи, — он с чувством осенил себя крестом. — Ну, двинулись, что ли?

Дальше галерея производила впечатление совсем уж заброшенной: судя по нетронутому слою пыли на полу, тут не ходили, небось, уже лет сто. Теперь монах сверялся со своим пергаментом постоянно.

— Третий поворот, — бормотал он, — третий… Тут крест должен быть…

— Крест? — удивился Чернява. — Не вижу креста…

— Ага, вот, — сказал Шило, поднеся свою свечку к темной нише. — Здесь и ломай.

Трудиться пришлось недолго: кирпичная стенка, скрывающая за собой пустоту, была непрочной, и буквально с нескольких ударов кирки вся ушла назад. Более всего досаждали клубы пыли, вознесшиеся при первом же ударе. Чернява чихнул громоподобно — да так, что аж свечка погасла. Шило, бранясь не по-монашески, достал кресало и пролез в дыру. Там, внутри, что-то зашуршало, а потом из щели полился яркий свет.

Чернява почитал себя за доброго воина — а добрый воин не боится ни Бога, ни чёрта, ни даже турецкого плена. Однако тут он отшатнулся — потому как подумалось сразу о пекельном пламени. И только когда потянуло не серой, а дымом со смолой, он сообразил: это просто факел. Отбросив сомнения, он двумя пинками расширил проход и вошел.

Крипта была небольшой: битый кирпич, разлетевшийся от рухнувшей ложной стены, замусорил ее пол едва ли не во всю длину. Стены не кирпичные, а выложены диким камнем. Свет давали два факела в стенных скобах, предусмотрительно оставленные с каких-то давних времен. В углу поблескивала богатым окладом старинная икона. Чернява сразу подумал, не прихватить ли ее с собой.

— Вот он!.. — монах, благоговейно понизив голос до шепота, взирал на огромную, почернелую от времени дубовую колоду посередь крипты. — Всё точь-в-точь, как в грамотке Фёдор-Васильича значится! Верной дорогой идём, товарищ!