— И что же в итоге?
— В итоге — абсолютно предсказуемый и абсолютно управляемый мир. Очень скучный — и тем самым очень комфортный. Во всяком случае, для подавляющего большинства —
— А вот для меньшинства… — начал догадываться Иоанн.
— Да, именно так: а для меньшинства — возможность странствовать по иным мирам,
Иоанн некоторое время размышлял над вновь перепрокинувшейся картиной мира.
— Погоди, — сообразил он наконец, обнаружив в той картине очевидную неувязку. — Если вы там такие штуковины умеете сотворять, как ваш АИ — отчего ж тебя самогО-то исцелить не могут, с твоим нездоровьем?
— А с чего ты взял, — печально усмехнулся неотмирный гость, — что мне хочется исцеляться?
— То есть как?! — опешил Иоанн.
— Да вот так. У меня очень редкостная наследственная хворь, называется: синдром Гороховца — Гольштейн… или, по другому: синдром Хелсинга — Стокера, — при этих словах усмешка архангела сделалась какой-то вовсе уж мрачной. — Вы тут и слов таких не ведаете, и слава богу… Человек с этой хворью живет заметно меньше здорового… нынешнего здорового, в смысле, при нашей нынешней медицине — но зато…
— Что-то вроде «живого порошка»? — догадался Иоанн.
— Да, довольно похоже. Мы не то чтоб становимся гениальными поэтами или великими учеными — нет, мы просто начинаем гораздо лучше