— Самая позорная казнь какова у вас?

И лошадью на старшего из сиппарских плотников наехал.

Тот отступил на шаг, голову склонил, проворчал что-то. Десятник плеткой его огрел:

— Громче говори, не слышу!

Старший голову поднял, в лицо ордынцу взглянул — невыносимое, как солнечный свет. Повторил.

И повелел ордынец строить латинские кресты — проще говоря, столбы с перекладиной.

Утром взялись плотники за дело. Старались вовсю. Поняли уже, что не шутит молодой десятник. Перекладины распорками укрепили, чтобы не обрушилось.

Ордынцы работе не мешали, под ногами не путались, плетками не понукали. И постепенно успокоились и даже развеселились работники. Привычно загоняли гвозди в податливое дерево, шутили даже. В середине дня, по распоряжению десятника, несколько женщин принесли им обед.

Поели сиппарцы, выпили немного, чтобы ладнее спорилось. И разговор между ними завязался. Чего им, собственно, жалеть осужденных? Все они одним миром мазаны, что банкир, что раб-торгаш. Все только и норовят честных тружеников до нитки обобрать.

— Все же соотечественники они наши, — попробовал было возразить один. Но товарищи его не поддержали.

— Жалельщик выискался, — язвительно сказал старший. — А как с Балату подрался третьего дня? Тоже ведь соотечественник он тебе и даже сосед, а ведь как тузил.

— Балату — другое дело. Подлец он.

— Так и Хаммаку подлец.

Задумался парень.

Старший ткнул его в бок.

— Хватит слюни пускать. Работать пора.

Встали все пятеро и снова за работу взялись, чтобы к вечеру окончить.

К вечеру действительно окончили и по домам разошлись.

Наутро опять собрались все вместе — поглядеть на казнь.

И было, на что поглядеть.