Данила беспрепятственно обошел КПП и оказался среди скопления легковушек сотрудников. Утром машины не пропустили на территорию объекта — «по окончании рабочего дня заберете», но теперь они «останутся здесь под охраной вплоть до следующего распоряжения».

Среди машин Данила разглядел черную волгу отца Максимиана. «Вот это кстати, — подумал Данила, — отчего б не воспользоваться?»

Отец Максимиан по-прежнему томился в ожидании. Правда, в обед они с диаконом проехали в город, где и отобедали, но вот вернулись. Почему? Да вот, надобно было. Во-первых, уговор с профессором Тыщенко, но, видно, сегодня встречи уже не получится; а во-вторых, вот эта ваша крыша, не наглядеться…

— Вася, давай поедем отсюда к едрени матери.

— Слушай, Голубцов, почему же ты не в автобусе? Я наблюдаю, что происходит — еще ни одного не отпустили вот так, как тебя. А?

— По пути поговорим. Поехали.

— Воля твоя. Видно, так оно и выходит. Паисий, мы уезжаем.

Отец Максимиан сел за руль, диакон рядом, Данила развалился сзади, и они поехали.

Татион стоял в это время рядом с толпою в вестибюле и хищно высматривал Данилу. Высматривал и не находил. Психологически выверенный вариант слежки не выдерживал испытания реальностью. А ведь как красиво было задумано: загрузиться с подопечным в один автобус, разместиться в пределах видимости подопечного. И эдак вразумительно давить на психику — то многозначительно указать на часы, то на солнечный диск за окном, мол, до захода солнца-то всего ничего, считаные часы, решаться пора, любезный. Любезный сидит подчеркнуто спокоен, но на деле уже под полным контролем, и приедет куда надо когда надо, и дверь откроет, когда срок выйдет. Вот тут мы его и…

В машине Данила с видимой неохотой отвечал на настойчивые расспросы о. Максимиана. Связь институтских катаклизмов с научными экспериментами не отвергал, но и не подтвердил; скорее любопытствуя увидеть реакцию Василия, поведал о всех колдовских феноменах. Тот был доволен, поминутно повторял — «вот она, бесовщина самая, дым коромыслом». Потом заметил, что доблестные органы как всегда не туда глядят, не приглашают к сотрудничеству. Диакон Паисий в беседе не участвовал, а лишь часто вздыхал, крестился да бубнил «оборони, господи, нас грешных».

Затем о. Максимиан перешел на обширные темы. Заговорил об общем падении нравов. Нравы падали повсеместно. Отсюда проистекали бесчисленные беды и близился конец света.

— Но человека жалко, Голубцов, человеку спасение надобно. Среди царящего разгула — где ж спасешься? Затягивает человека стихия сия. А откуда вся скверна идет? От них…