— Примечательная фамилия, не находите?

— Чего в ней примечательного? Вот есть академик Корнедуб, или членкор Доезжай-Лемех…

— И всё же примечательная фамилия…

— Вполне согласен с вами, святой отец, но только есть еще академик Шварценеггер.

— Но это фамилия американского киноактера…

— Вполне согласен. Да только наш Шварценеггер — академик.

— А Сильвестора Сталлоне в академии нет?

— Сильвестор есть, но он не Сталлоне, а Грязин, профессор, очень известный, очень.

— Хм. И что, силен ваш Харрон?

— Еще как! У него сам директор вот здесь вот, — Тыщенко потряс кулаком, как бы что-то в нем сжимая. — И с Первым отделом в тесном контакте. Из всех «секретников» он самый секретный, даже официальная научная тема его отдела никому неизвестна…

Далее отец Максимиан узнал, что Харрон решил проводить столь рискованный эксперимент в отсутствие директора. «Никого, гад, не боится», — комментировал Тыщенко. Выяснил — правда, пришлось специально обратить внимание профессора на столь тонкие моменты, — что Харрон единственный, кто всю начавшуюся чертовщину воспринял совершенно хладнокровно, даже где-то равнодушно. Именно он — Тыщенко сам в окно видел — указывал чинам госбезопасности, где и как располагать внешнее ограждение, где ставить КПП, затем водил, представляете — водил их по институту…

— Так, значит, это у них… э-э… совместное предприятие?

— Как это совместное? Да он их за нос водит. Оно совместное было, пока он свою адскую установку не запустил, — Тыщенко вдруг осекся и странно глянул на Максимиана. — Погодите-погодите, святой отец… Это выходит… выходит он сам — полковник госбезопасности! Нет, генерал! Ну ясно! Ах ты ж… Какой же я осел! Остолоп… Он же целый генерал! Ну ясно! Так получается, что он о всех наших приготовлениях знал? Да постой же! Он знает и про оборудование, и как я вольфрам толкнул, и… многое знает. Всё знает! Потому на нас, как на насекомых… Вот оно! Он всех посадит. Почему еще не посадил? Держал для эксперимента… Как кроликов… Да, мы для него подопытные кролики. А ежели уцелеем — вот тогда посадит. Не может не посадить! Он тогда весь институт отхватит, вот что!

Профессор Тыщенко пришел в крайнее возбуждение, отца Максимиана перестал замечать. Тот счел уместным закруглить беседу. Попрощался — Тыщенко даже не заметил. В коридоре раскланялся с Нинель Николаевной, сказал, что ему пора, дела, заботы. Дела и в самом деле ожидали.

Вернувшись от Тыщенко, Василий позвонил Даниле Голубцову. К телефону никто не подходил. «Странно». Набрал еще раз, долго ждал — наконец кто-то взял трубку. Озабоченный женский голос: