— Припомни хорошенько, Ваня, припомни себя там.

Иван Разбой садится в кресло и массирует виски.

— Постой, постой, Марк… как же это… Григорий исчез, да. Постой! Я же там не помню вообще, кто таков Григорий! Как такое могло случиться? Сейчас помню, а во сне — нет!

— И сон для тебя как реальность, не так ли?

— Чистая реальность. У меня со снами целая комедия образовалась. Я не только такую реальность вижу, когда сплю, я и события из здешней жизни видеть начал.

— Когда начал?

— Да вот… — задумывается Иван Разбой, — да вот после Мура. Мы с Пимским еще беседовали… А сейчас кошмары про последний поход прекратились, и вижу я хотя бы графа Мамайханыча, где находится, чем занят.

— Еще кого видал?

— Хм… — Разбой начинает краснеть, — хм, ну, да что там — сестру твою Катрин, вот…

— М-да? Так что твой Мамайханыч?

— Вот бы проверить — на самом деле он при деньгах нынче или опять же только сон?

— Отчего бы не проверить. Ты эти сны по ночам видишь?

— Когда же еще?

— Скажем, после обеда.

— После обеда я газеты читаю. Но если не читать газет, то вполне… Почему б и нет?

— Хотя бы сейчас? Пройдем в комнату, ляжешь. Перед сном ты настраиваешься, кого видеть во сне, Иван?

— Гм… собственно, нет. Сон — штука такая, да я еще и не обедал…

— Но вот если я прошу тебя перед сном подумать обо мне, чтоб во сне понаблюдал за мною? После пробуждения сопоставим. Как? Просто подумай, и ни о ком кроме.

— Что ж, кто знает? Быть может, вправду Мамайханыча я наблюдал оттого, что много о нем вспоминаю — он наш меценат, но хитрющий.

— Итак, не станем откладывать дела. Пройдем.