— Что ж, немецкий рассудок любит метафизические парадоксы, но, как видно, не в силах воспринять их наяву. Вы успокойтесь, полковник. Хотя все, кто изуродован психопластикой, а таких немало, — люди конченые, и ничего тут не поделать, но все мы, человечество, избежали великой беды. Потому что психопластика страшнее всех ацтекских дивизий. Я вам сейчас разъясню. Видите этот камин? В нем жарко пылает пламя. Если внушить вам гипнотически, что пламя ненастоящее, возможно заставить вас шагнуть в огонь, но вы всё одно сгорите. Но если это не внушение, а психопластика, то выйдете из огня как ни в чем не бывало. Потому что психопластика изменяет саму субстанцию пламени и прочего вещества. И не только вещества, но и ход событий, и даже незыблемые, казалось бы, законы природы. К счастью, до последнего дело не дошло. А «психо-» — это уже к ним, к тем старичкам отношение имеет. Это они выстраивают сперва в своем воображении нужную им иллюзию, потом проецируют незнамо как на реальность, и настоящее вытесняется сочиненной ими иллюзией. Только теперь эта иллюзия и есть реальность. Не знаю только, зачем для этого им нужны были живые люди…

— Кажется, я начинаю понимать…

— Сочувствующие нужны были, что ли, или посредники… Нет, не объяснить.

— Всё это невероятно. Я думаю, им прежде вы нужны были. Иначе зачем?.. Возможно, как радикальный посредник? Теперь многое для меня выясняется — понимаете, дюк, я очень Измерителей боялся, теперь же понимаю, что я просто этих троих боялся, смерть чуял. Я в вас спасения искал. Ведь вы особая личность, ведь вы ацтекского верховного жреца… Ведь вы всё заранее знали, оттого и мятеж подняли. И на верную гибель повели к ацтекам, оттого что знали — не погибнете. Ведь так? Ведь верно?

— Эк вы меня, полковник. Да если б я всё это знал… Итак, Кэннон, вы боялись этих троих и решили опереться на меня. Что дальше?

— Я решил, что в ранге руководителя организации вы сумеете обуздать Измерителей, то есть я так полагал. А на самом деле — чувствовал, что разделаетесь с этими тремя. Еще до нашей встречи на квартире Пимского, это предложение было у меня в кармане. Вызвать вас по делу Пимского — удобный предлог для переговоров. Каково же было мое изумление, когда вы сами предложили…

— Значит, обрадовались. Скажите, полковник, зачем вы меня мучили уголовными подозрениями? Вы были, голубчик, по-жандармски бесцеремонны. Знали ведь, что меня пугать бесполезно. Теперь же рассказываете, что полагали меня суперчеловеком. И на суперчеловека возвысили голос — где логика, полковник?