— Ну и свинья ты, Фриц, — упрекнул товарища часовой. — Ты же знаешь, что я не могу покинуть свой пост.
— А мне какая разница? — философски ответил Фриц, продолжая с удовольствием втягивать обжигающий напиток.
— Ну, пойди и разбуди Фердинанда. Пусть он сменит меня, пока я попью кофе.
— По уставу, часового отдыхающей смены можно будить только в случае тревоги, или по приказу командира, — хладнокровно заметил Фриц. — Тревоги у нас, слава богу, нет, а фельдфебель укатил в город до утра.
— Своим упрямством, Фриц, ты толкаешь меня на нарушение Устава. Но я должен выпить приготовленный тобой кофе, так как карточный долг, это долг чести.
И с этими словами грузный Ганс по приставной лестнице стал спускаться со своего поста на землю.
Их всего трое, — быстро соображал я. — Один из них спит в домике, другой пьет кофе и смотрит в сторону от меня. А Ганс сейчас спустится с лестницы и зайдет за угол караулки. Ему придется обойти две стены, прежде чем он подойдет к оставленной ему кружке с кофе и снова попадет в поле зрения. Значит, секунд 10 в мою сторону никто смотреть не будет. Если конечно, Фриц не вздумает оглядеться, или внезапно не проснется какой-то Фердинанд.
И я рванул с места так, что дерн из-под подошв разлетелся клочьями. Не знаю, какие на земле в эту эпоху были рекорды по забегам на сто метров, я их точно все побил.
Бежать бесшумно не получилось. Привлеченный топотом моих ног и свистом ветра в складках моего маскировочного халата, Фриц повернул голову. Он дал мне еще секунду, а затем его рот стал открываться для крика.
До него оставалось еще метров двадцать, когда я начал стрелять, лишь чуть замедлив бег. Пистолет с глушителем глухо хлопнул дважды, словно ударили кулаком по подушке.
Я торопился, и поэтому первая пуля попала не в лоб, как я намеривался, а прямо в раскрытый рот Фрица. Вторая раскроила ему череп. Попав точно под козырек стального шлема.
Еще один глухой хлопок.
На сей раз все получилось как надо. Вышедший из-за угла домика Ганс дернул головой и свалился с аккуратной дыркой во лбу. Падая, он задел, стоявшую на крыльце пустую железную емкость, и та с грохотом упала на асфальт.
— Да вы дадите, наконец, поспать! — Раздался из открытых дверей караульного помещения раздраженный голос. — У меня дежурство, через час…
В дверях показался взлохмаченный молодой человек в такой же форме, как и у покойных Фрица с Гансом, но без сапог.
Реакция у Фердинанда, надо признать, была отменная. И я едва не опоздал, когда он, мгновенно оценив обстановку, бросился внутрь помещения.
Я выстрелил трижды прямо в темноту дверного проема, по смутной метнувшейся тени.