— Взрывчатку на мотоцикл, — распорядился я.

Пока перегружали взрывчатку, я обнаружил на передке коляски крепление, к которому пулемет подходил как родной. Так, что было удобно, сидя в коляске вести стрельбу по курсу.

Быстро установил пулемет на место, и на правах командира уселся в коляску, пока кто-нибудь из вежливости не предложил мне вести мотоцикл, который я видел впервые в жизни. Но моим спутникам этого знать было не обязательно.

Через полчаса, Америго лихо затормозил у входа в полицейское управление города Лугано.

Я с облегчением перевел дух и волевым усилием заставил руки отцепиться от поручня. Давно я так не боялся за свою жизнь. Молодой мафиози гнал по ночной дороге с дикой скоростью, не тормозя, и лихо объезжая особо крупные, неожиданно возникавшие в свете единственной фары, ухабины. Влети мы в одну из них, и мой жизненный путь закончился бы в банальной дорожной аварии на задворках времени.

К счастью следователь был на месте.

Итальянец средних лет в сером костюме с измученным бессонницей лицом недовольно посмотрел на ввалившихся в его небольшой кабинет троих немецких солдат. Сразу было видно его истинное отношение к союзникам в войне.

Но выражение его лица быстро сменилось на удивленное, и, даже беспокойное, когда в двоих немцах он узнал сыновей дона Кало.

— Не обращайте внимания на маскарад, сеньор Кацаньо, — успокоил его Люка. — Необходимо узнать, производились ли аресты полицией или немцами за последние несколько часов.

— Сводки за сутки пока не поступало, но мой кузен работает у немцев в комендатуре шофером, — произнес следователь и потянулся к нелепому устройству с проводами на своем столе. — Ему домой провели телефон, для экстренных вызовов на работу.

Он поднял кривую трубку с торчащим из нее электрическим шнуром и с полминуты, то нажимал, то отпускал рычаг на котором, сия трубка, до этого, спокойно лежала. При этом он внимательно прислушивался, поднеся один конец трубки к уху, и даже пару раз дунул в нее.

Я с интересом наблюдал за всеми этими священнодействиями, больше напоминающие знахарский заговор, чем сеанс связи.

Наконец в трубке что-то проскрипело.

— Станция? Сеньорита, это следователь Кацаньо, городское управление. Мне срочно нужен номер тысяча сто три. Да, одиннадцать ноль три. Грациас, сеньорита.

Еще пару минут молчания.

— Привет, Витторио. Это, Пауло…

Далее следователь несколько минут просто внимательно слушал, даже не пытаясь говорить. Из трубки широкой рекой лился труднопереводимый итальянский фольклор. Наконец он оторвал трубку от уха и молча, положил ее на рычаг.