"Лишь бы не напороться на сук", — мелькнула мысль.

И едва успев оценить анекдотичную неоднозначность данного умозаключения, он потерял сознание.

* * *

Джованни шел, спокойно и широко шагая по бетонной дорожке. Рот его непроизвольно наполнялся слюной, и ее приходилось периодически сглатывать. И это было объяснимо, так как причину данного рефлекса любого здорового организма он нес в собственных руках.

В левой руке, зажатые между фалангами пальцев тихо позвякивали при каждом шаге четыре бутылочки холодного баварского, а в правой висел армейский котелок, доверху наполненный хорошо обжаренными и щедро приправленными зеленью немецкими колбасками.

На краю бетонки Джованни остановился, и стал озираться по сторонам, как человек, не уверенный в правильности избранного им маршрута.

Наконец он заметил метрах в тридцати от конца бетонной дорожки двух часовых из фольксштурма, коротавших свою смену в мелком окопчике, на бруствер которого был установлен пулемет.

Пост был предназначен для обороны базы в случае внешнего нападения, и поэтому ствол пулемета смотрел за периметр. А двое часовых, толи бывшие уголовники, толи еще, что похуже из тех, кого командование не рискнуло отправить на фронт, уже несколько минут рассматривали рослого, но, сразу видно, тупого лоха, который приперся в охраняемую зону и теперь шагает в сторону поста.

— По-моему этот олень гребет копытами прямо сюда, — лениво сплюнув, произнес один из часовых по кличке Гнус. Свое погоняло он получил во время последней отсидки за мародерство.

Гнус ухмыльнулся. Так бы и сидел, если бы доблестной немецкой армии не понадобились такие парни как он и Ухо.

На фронт их не послали, а дали вполне даже теплое местечко. Наряд кое-как отлежал за пулеметом, и в город. На фронте пускай патриоты котелки под пули подставляют. А ему и здесь хорошо.

— Заблудился, наверное, — предположил Ухо, и поправил висевшую на плече винтовку Маузера. У него было вполне приличное немецкое имя — Рето, но необычно далеко торчащее левое ухо с детства приклеило ему эту кличку.

Рето предполагал, что именно из-за этой торчащей особенности в его жизни все пошло наперекосяк. И в городскую тюрьму он попал именно из-за нее. Подельники сказали, что раз у него такое классное ухо, то и стоять ему на шухере. Там же его и повязали. И ухо не помогло.

— А что это он там в руках тащит, — насторожился Ухо, — не гранаты?

— Какие к черту гранаты! — с ухмылкой процедил Гнус. — Не слышишь, как стекло звенит? Да я уже чую запах жареных колбасок.

С этими словами Гнус стащил с плеча напарника винтовку и, щелкнув затвором, скомандовал: "А ну стой!"