– Или вашего отсутствия? – заметила «спина». – Возможно, времени никогда и не было, как и происходящего с нами.
Первый, хмыкнув, тяжело посмотрел на него.
– Что же тогда было, по-вашему? – спросил правый в синем пуловере, вальяжно отклонившись, будто пытаясь снизойти до собеседников.
– Память о сне, – «спина» не смутилась. – Невероятно талантливый фантазер делал росписи нашего сознания. – человек помолчал. – Именно в нем Сибелиус. И Рафаэль. В моей галерее – «Аве Мария»… И Балакшин… Евгений. А пролитая на сцену любовь?.. «Юнона и Авось»? Здесь я согласен – избранник есть. Одного помнят всегда… – и, повернувшись налево, буквально впился в первого глазами: – Только, простите, не вы определяете экспозицию.
– Что, учитесь смотреть в глаза времени? – усмехнулся «пуловер». – Или заглядывать? Так оно неблагодарно! Вспомните последнего президента!
– Союза?
– Таврической Украины! Время побаловалось ровно 60 лет… и обмануло! Кто следующий? – он с издевкой посмотрел на сидящего перед ним.
Шевелюра размашисто взлетела, дублет надулся, и кисти заколыхались, источая сполохи недовольства:
– Но, но! – владелец пепельных волос погрозил противнику. – Поосторожнее с «панибратством»! Отомщу!
– Я ни слова не сказал о Лермонтове! – пуловер с возмущением отмел претензии. – Подумаешь, год рождения! Вторая дата не легче!
– Видать, к великому готовили, да пуля – дура. А уж русская, бунтовская, горячая… – кисти снова качнулись.
Невидимый ветер стих, Безухов, приоткрыв рот, застыл, а двое других переглянулись, пожав плечами.
– А насчет того, кто определяет экспозицию… напомню!.. – голос первого зазвучал язвительно, – Джордж Истмен, основатель «Кодака», так и не увидел трагедии детища, которое надменно взирало на «трущихся» вокруг, более века. Но мне было угодно посмеяться над преемниками: за десяток с небольшим лет я уронил стоимость компании в двести раз! Это случилось совсем недавно.
– А как же люди?! – вырвалось у «спины». – Электронное хранение снимков их заслуга! Так же, как книгопечатание. Вы что же, вообще вычеркиваете человека из процесса?!
– Процесса над кем? – спокойно спросил «дублет». – Над ним, что ли?.. – и кивнул на пуловер. – Хм… а вы шутник, милейший, если так называете возможность стать свидетелем своего краха… однако, полет же у вас! – он расхохотался. – Я подумаю! – И повернулся к Пьеру с добродушной улыбкой, будто ни тирады, ни грозного ответа не было вовсе: – Да вы проходите, Петр Кириллыч, присаживайтесь.
– А вы… вы, простите великодушно… вовсе не удивлены-с моему появлению? – Безухов нервно оправил сбившееся жабо.