— О, чужаки, — окинув взором гостей захохотала — так же несмазанно скрипуче, донна Люсия — сухая и морщинистая, как растрескавшееся дерево, старуха с умными и проницательными глазами. Она сидела на ковре у стола на низких ножках. Перед ней пылал примус, на котором была миска с пахнущим навозом отваром. Она перемешивала отвар массивной серебряной ложкой. — Не из наших земель.

— Не из ваших, — согласился Лаврушин.

— И не из нашего измерения, похоже.

Немая сцена…

* * *

Когда неожиданности сыпятся на голову, как зерно из комбайна, то даёшь себе зарок — ничему не удивляться. Но тут же тебя огорашивают так, что ты стоишь и ловишь ртом воздух.

Когда к Лаврушину вернулся дар речи, он выдавил:

— В смысле — не из вашего измерения?

— Да вы садитесь, сеньоры.

Лаврушин примостился на табурете, с которого смахнул мусор. Степан устроился на лавке. Он морщился, ловя запах варева.

— К старой Люсии пришли. И правильно, сеньоры. Зельица приворотного не надо?

— Нет, — замахал руками Лаврушин.

— А зря. Хорошее зелье. Чем ухаживать за дамой, подсыпал зельица — и она у тебя в кармане. Но если отравить кого — это не по моей части.

— Нам надо кое-что узнать.

— И чего узнать?

— Большой Японец.

— Большой Японец, Большой Японец, — забормотала старуха, продолжая вертеть ложкой в отваре. — Большой Японец. Тьфу, вспомнила.

— Знаете?!