— Но он же знает, что я не соглашусь! — не унималась я.

— Он-то, возможно, и знает. Но сама ты еще этого не знаешь. Он понимает, что в душе твоей идет борьба, что ты сама до конца еще не уверена, как ты поступишь. А если бы он не предложил тебе остаться с ним, ты обвинила бы его в том, что он не любит тебя. Ведь так?

— Почему?

— Сознайся, что это так. Подсознательно ты все равно ждала бы его предложения.

Я потупилась.

— Ты вела себя сейчас глупо!

— Но…

— Никаких "но". Ты вела себя очень глупо! — отрезал брат.

Это было жестоко, но это отрезвляло. Я кивнула и, пошатываясь, направилась к подземелью.

— Ты куда? — всполошился Коля.

— За ним. Я знаю, где он.

Я побежала к святилищу, как всегда не захватив с собой никакого освещения. Дурацкая привычка считать, что везде должен гореть свет. Коридор был темным. Стена поглотила дверь в святилище. Я бегом вернулась к лестнице, и мне почудился отсвет впереди далеко-далеко. Запыхавшись, спотыкаясь, быстрым шагом засеменила я к свету; вот я миновала скульптурку Христа. Святогора здесь не было. Я шагала дальше. Впереди яркой радугой сияла стрелка. На ее фоне чернел силуэт Святогора. Его фигура странно дергалась. Я тихо приблизилась, пытаясь понять, чем он занят. Я услышала, как он выкрикивает какие-то слова на арабском и яростно топчет светящуюся стрелку, брыкаясь, пиная ее, отчаянно топая и шаркая. Голос его звучал то звонко, то хрипло, то визгливо, то сдавленно, казалось, он боролся с душившими его рыданиями. Боль и отчаяние, безысходность и беспомощность превратили моего мужествен-ного, всегда такого уравновешенного героя в человека, бьющегося в бессильной ненависти к неведомым "вратам времени".

Я хотела окликнуть его, но зажала рот рукой, осознав вдруг, что ему будет еще больней, если он узнает, что я видела его в таком состоянии. И я, осторожно ступая, удалилась и стала ждать его у лестницы. Через несколько минут его факел замаячил в подземелье. Я затаила дыхание и только сейчас почувствовала, какой холод царствовал в этом каменном мешке. Сосредоточенно ожидая Святогора, я ничего не замечала. Он двигался твердой, уверенной походкой. Я окликнула его, как только он приблизился.

— Елена? — удивился он.

— Прости меня, Святогор, — выпалила я. — Я не знаю, что на меня нашло. Я вела себя очень глупо. — Повторила я слова брата.

— Ты же снова простудишься! — заволновался он и потащил меня вверх по лестнице.

Он выглядел спокойным, только грусть сквозила во всех чертах его лица. Он ввел меня в комнату, усадил на диван и укрыл пледом. Он собрался уже отойти, но я удержала его: