Тогда я озвучил «план Тропецкого» — вступить в негласные переговоры с Германией по вопросу совместного использования царских векселей в интересах гипотетического альянса наших стран, способного потеснить англо-американский капитал и на продолжительной перспективе решить наши экономические проблемы. Ответ Николая был быстрым и поразил меня своей продуманностью — словно подобный вариант уже обсуждался Совнаркомом и все решения по нему приняты, а разъяснения — даны.

Как не сложно было предположить, советник Молотова решительно отказал этой идее в праве на жизнь. Гитлер, объяснил он, окончательно утратил возможность являться для нас стороной переговоров: если свою войну с Западом он начинал во имя стяжания Германией части мировой финансовой власти и в момент подписания пакта в августе тридцать девятого ещё можно было вести речь об «экономическом альянсе» между Германией и СССР, то затем в фюрере возобладала патологическая страсть к уничтожению «неполноценных» народов. И изменить отныне эту установку невозможно никакими резонами, кроме военных. Николай подтвердил, что в Москве отлично осведомлены о существовании в высшем руководстве Рейха оппозиционных Гитлеру сил, однако ни в коей мере не планируют их поддержки, поскольку в случае захвата оппозиционерами власти прогнозируется, прежде всего, неизбежное и быстрое примирение Германии с Англией. В этом случае для новых руководителей Рейха выгоды от возможного перехода в их руки контроля за мировыми финансами будет заведомо менее значимыми, чем реальная возможность вермахта, уже занявшего Украину, Белоруссию, Прибалтику и почти весь наш северо-запад, при переключении в пользу Германии ресурсов англичан и американцев уже от имени объединённого Запада добить и оккупировать Россию со всеми её народами и богатствами целиком и навсегда.

Моим третьим предложением была мысль — почему бы и нет? — обратиться напрямую к Сталину и предложить «красному царю» вернуть обратно в Россию императорские векселя, а вместе с ними — и зависимые от них богатства и активы мировых финансов. Помимо очевидных долгосрочных выгод, подобное решение помогло бы и скорее завершить кровопролитие.

Советник второго лица в СССР достаточно долго думал над этим моим последним предложением. Затем он произнёс в ответ примерно следующее:

«Исход войны, которую ведёт Советский Союз, сегодня совершенно не зависит от денег и материальных ценностей, за исключением оружия. Однако нужного для победы оружия в свободном рыночном доступе нет — его мы должны либо изготавливать сами, либо покупать у наших англо-американских союзников. Но те, как мы с тобой уже выяснили, не продадут нам ни одной лишней винтовки, сколько бы мы не были готовы заплатить. Так что финансы, по большому счёту, в этой войне не нужны. Сталин прав: эта война — священная, и народ отлично понимает, что ведётся война эта не за какие-то блага, а за первейшее право жить, дышать и разговаривать на родном языке. Поэтому, Платон, твоё предложение Иосиф Виссарионович в лучшем случае отложит в долгой ящик. И вернётся к нему не раньше, чем будет добыта наша окончательная победа».