Да, я едва не забыл про переданное через Рафа предложение Валленбергов. На сей счёт я составил небольшой меморандум, который вручил Николаю Савельевичу. Он сразу сказал, что предложение интересное и он обязательно ознакомит с ним руководство Государственного комитета обороны.

Что ж, если хотя бы это одно удастся — моя миссия будет считаться не напрасной.

9/XI-1941

Ранее ноябрьское утро. За окном, если отогнуть полог светомаскировки, ещё царит ночь, но по отсветам низких облаков видно, что день будет промозглым и хмурым. В доме я один — Николай ночью сообщил по телефону, что заночует на работе, а Евдокия Семёновна по-прежнему дежурит в своём эвакуационном комитете.

Одно слово: «нам утро скорбный мир несёт…». У меня действительно на душе скорбно, но мирно. Последние сомнения улеглись. Всё, что необходимо было передать Николаю Савельевичу Гурилёву, я сделал и передал. Этот дневник, который я сейчас дописываю, будет лежать у него на столе. В прихожей оставляю лишнюю одежду и вещи из Европы — время непростое, могут ещё пригодиться.

В своём архангельском ватнике я имею абсолютно законченный рабоче-крестьянский вид с которым, уверен, без помех доберусь до сборного пункта ополчения. Дворничиха в подъезде вчера сказала, что после того, как в ополчение пришли записываться несколько «высокопоставленных», на Грузинской начали смотреть документы. Бедная женщина, она никак не может понять, зачем этим «высокопоставленным» сбегать из тёплых квартир на смерть! Думаю, что у них — именно мой случай.

Я решил ехать на сборный пункт в Сокольниках — там большой заводской район и там, я уверен, меня примут в ополчение без лишних формальностей.

Записку для хозяев, чтобы не вздумали учинить розыск, я приколю на двери. Ключ мне не понадобится — английский замок отворит мне дверь только в одном направлении.

Пожалуй, это всё. Я всё понял, всё сказал и объяснил. Единственное, что продолжает волновать меня безусловно и навязчиво с детской безыскусной искренностью — это Новое небо и Новая земля. Нынешние мною исчислены и более неинтересны.

Для грядущих же — я сделал всё, что мог. Внутри меня теперь остаётся только одно желание — сохранить надежду когда-нибудь разглядеть их торжествующий свет из моей приближающейся инфернальной пустоты.

Поэтому — в путь.

A Dieu Vat!»[29]

Глава шестая Естественная связь времён

Глава шестая

Естественная связь времён

Дочитав тетрадь, Алексей долго не засыпал, одновременно пребывая в восторженном и отчасти опустошённом состоянии. Едва ли не первой мыслью, которая посетила его, явилось понимание неслучайности произошедшего с ним и с его товарищем чуда пробуждения спустя семьдесят лет после войны. Второй мыслью стало острое сожаление о судьбе отца, которая, не окажись он на злополучном эсминце, могла бы с учётом произошедшей осенью 1941 года встречи сложиться совершенно по-другому. Третья мысль была о том, что попавшие в руки отца тайные сведения могли, напротив, сослужить ему плохую службу, поскольку за ними с восемнадцатого года тянется не пересыхающий кровавый след.