Не получив ответа ни на один из этих вопросов, Алексей завершил этюд. Всё, что несколько минут назад оживало и теснилось вокруг, незамедлительно исчезло, тени минувшего со старых фотографий возвратились на свои прежние места. Ещё раз убедившись в этом, он бесшумно опустил крышку пианино, поднялся и отрывисто поклонившись, подошёл к креслу, в котором сидела Анжелика Сергеевна, чтобы поцеловал ей руку.

— У вас превосходный инструмент. Спасибо, это было удовольствием сыграть для вас. Но мне — пора.

— Милый Алексей! Это вам спасибо. Но допейте же коньяк! Или заберите с собой.

— Я не имею права злоупотреблять вашим гостеприимством. Пусть коньяк останется в вашем буфете. Я живу неподалёку, и если нам ещё доведётся увидаться, то он окажется весьма кстати.

— Ну, тогда ступайте. С Богом! И ещё раз — спасибо за всё!

Напоследок Анжелика Сергеевна и Алексей обменялись телефонными номерами, он повторно поцеловал её руку и вышел в коридор, плотно прикрыв за собой тяжёлую, покрытую многочисленными слоями масляной краски дубовую дверь с растрескавшимися филёнками, местами хранящими следы когда-то сплошной и искусной старинной резьбы. В широком захламлённом коридоре сильно пахло свежеприготовленным мясом и пряностями. Из открытого проёма, ведущего на кухню, выглянула немолодая женщина азиатской внешности, за ней — другая, помоложе, тоже в пёстрой косынке, несмотря на царящую на кухне жару плотно стягивающей волосы.

— А это вы сейчас играли? — с небольшим восточным акцентом спросила женщина постарше.

— Да, я.

— Очень хорошая музыка. А как она называется?

— Это был Шопен.

— А, Шопен… Сейчас все слушают плохую музыку.

— А эта?

— Эта — хорошая. Только очень грустная.

— Но в жизни ведь всегда присутствует грусть…

Женщина с дочерью, оказавшиеся дворничихами, приехавшими на заработки из Узбекистана, отчего-то в самом деле были растроганы неожиданным концертом, подслушанным из соседской комнату. Они попытались затащить Алексея на кухню, чтобы накормить свежеприготовленным лагманом. Алексей предпочёл не злоупотреблять чужим гостеприимством и сославшись на занятость поспешил откланяться, пообещав зайти в следующий раз.

Однако до того, как ему это удалось сделать, из разговора с узбечками он узнал, что коммунальная квартира доживает свои последние дни и в ней бы уже вовсю шёл бы «евроремонт» с перепланировкой, задуманный новым хозяином, — если б не «бабушка Анжелика», наотрез отказывающаяся переезжать в другое место. Вначале хозяин пытался ускорить её выселение, отключая свет и воду, а потом нарочно запустил в соседние комнаты на постой рабочих-азиатов, уверенный, что упрямая москвичка не перенесёт подобного соседства. Однако «бабушка Анжелика» легко нашла с узбечками общий язык и теперь вопрос о её выселении решается в каком-то суде. Выслушав всё это, Алексей пообещал, что обязательно навестит их всех через неделю-другую и, возможно, сыграет что-нибудь повеселей.