С умилением разглядывая старинные гимнастерки, портупеи и ремни и продолжая немного удивляться неведомым для сорок второго года погонам на плечах ветеранов, Петрович не мог удержаться:

— А ведь мы с тобой, Лёша, могли бы быть среди них настоящими Мафусаилами. Тебе — девяносто шесть, а мне — аж сто три! Ты готов такое вообразить?

— Вчера — точно мог бы, — ответил Алексей, — а вот здесь и сейчас — не уверен, нет…

— Я тоже. Любой из этих стариков может быть одним из тех мальчишек, которым я драл уши за проезд в трамвае без билета!

— Так ты что, — изумился Алексей, — контролёром успел поработать?

— Нет, конечно. Но до войны нас несколько раз привлекали… В качестве народных дружинников.

— Ну тогда уж извини — привычка! У нас в институте просто отчего-то не любили тех, кто подрабатывал контролёрами… Хотя я лично за проезд всегда платил, так что мог тебя не бояться и спокойно засматриваться на любую из тех бабуль, когда они были школьницами и ехали со мной в одном трамвае!

— Товарищ лейтенант госбезопасности! Нежели вы за школьницами приударяли?

— Не понимаю вас, товарищ сержант госбезопасности! Тринадцать лет — а именно столько могло быть перед войной самой юной из них — это ведь возраст первой любви!

— Да, возраст Джульетты, — вмешалась в разговор Мария. — И ведь только сейчас, видя перед собой этих людей, начинаешь понимать, сколько же этим Джульеттам пришлось пережить!

— Да, им — пришлось, — ответил Алексей, отчего-то немного раздражённо и с очевидной горечью. — А вот мне — нет. Ни разу не выстрелил по врагу. Ушёл в лес — и там и пропал.

— Ну это уж как посмотреть! — решительно возразил Петрович. — Во-первых — не пропал, раз сегодня ты здесь. Во вторых — ты выполнял приказ и находился, как и я, ровно там, где нам приказали. Многие из этих замечательных людей тоже, быть может, не успели побывать под огнём. Пехотинец, как известно, в среднем ходил в атаку два раза, в третьей он погибал. И если кому-то из этих старичков повезло — значит, так было надо.

— И ещё неизвестно, — буркнул под нос Борис, — кому повезло больше: убитым в атаке пехотинцам или этим ветеранам. Если даже не каждый из них успел сходить в атаку, то двадцать лет назад им всем поголовно пришлось пережить гибель страны, за которую они проливали кровь… Когда боялись выйти на улицу в советской форме и при орденах.

— Неужели такое вправду было? — не поверил Алексей.

— Увы.

— Невероятно… Только как, интересно, подобное отношение объясняли? Ведь любые мерзости всё равно надо как-то объяснять…

— Кто объяснял?

— Те, кто был готов, как ты говоришь, срывать с ветеранов ордена. Ведь человек не может совершать злодеяний, не запасшись оправданиями.