Прошло тридцать мучительных минут, пока беглецы – один за другим – медленно, неуклюже и шумно забирались в неровную дыру в кирпичной стене. Я ходил по котельной, просил народ быть потише, объяснял, как замотать ноги, и каждую секунду ждал, что красный комбинезон распахнет дверь котельной и спросит, какого черта мы здесь делаем.

Они уползали внутрь, один за другим. Толпа в котельной становилась все меньше и меньше. И чем ближе мы приближались к отметке «ни фига себе, это действительно произойдет», тем туже становился узел в моем животе.

Так близко, по-настоящему близко.

Наконец осталось только пятеро. Потом двое – пожилая женщина, которой, по-моему, не стоило даже пытаться ползти (что я буду делать, если мы будем на полпути и она скажет, что ей надо назад?), и смазливый чувак, похожий на поп-певца Марка Энтони. Расист Эд стоял на стреме в вестибюле: предполагалось, что я постучу в дверь дважды, как только увижу, что последний уполз в туннель. Только тогда, подождав несколько минут, он войдет в комнату и заделает тоннель.

Последняя пара ботинок исчезла в кирпичах и наконец-то котельная выплюнула свое содержимое в туннель. Неужели ТиДжей уже на другом конце? Безусловно, то, что мы ничего не слышали, было хорошим знаком.

Безусловно.

Торопясь, я слегка постучал дважды в дверь коридора и быстро пробежал через комнату к туннелю. Я положил руки на край дыры…

Вау.

Внутри темнота. Я не видел последнего парня, который вошел внутрь, и впереди не малейшего признака подпрыгивающего фонарика ТиДжея. Я видел, быть может, первые футов десять грязные красные кирпичи, а потом все тонуло во тьме. В рассеянном свете свечей, горевших в котельной, туннель казался глоткой. Я с трудом слышал тяжелое дыхание и царапание ползущих впереди беглецов, и звук постепенно утихал.

И тут я вспомнил темный коридор в подвале, ведущий к лифту. И влажный звук, словно кто-то пытался тащить что-то тяжелое.

Волт.

Перестань. Я крепко зажмурился и тряхнул головой. Тридцать человек заползли в туннель прямо передо мной, мужчины и женщины в возрасте от восемнадцати до шестидесяти. Черт меня побери, если я не сумею этого сделать.

Мои ноги не хотели двигаться.

Кирпичи и грязь. Везде носились тараканы. Паутина затянула промежутки между ржавыми трубами. Пахло плесенью, сыростью и гнилью. И могилой. Из трещин в кирпичном потолке капала вода.

Шарканье примотанной к коленям обуви полностью затихло, до меня не доходило даже эхо. Остались только я, абсолютное молчание и абсолютная темнота. Как-то раз я смотрел видео: оса, оказавшаяся перед ульем, терпеливо обезглавливала каждую пчелу, вылезавшую из дыры. И, прежде чем закончила, собрала груду из нескольких сотен черепов. Я представил себе, как огромная осоподобная тварь, затаившаяся на другом конце туннеля, молчаливо и эффективно отрывает голову у каждого грязного и истощенного беглеца, вынырнувшего с другой стороны, и бросает ее в кучу.