– Нет. Кто-то из наших вельмож опекал его на Москве и далее.

– Семен докладывал, что Гришка служил Романовым, в ночь разгрома вместе со всеми оборону держал. Но не сгинул, как другие, вышел как-то с осажденного подворья. Значит, ждали его или вывели тайным ходом. Над этим вором стоит тот самый человек, который спас его.

– Так Семен Никитич до сих пор не выяснил, кто мог прятать самозванца на Москве.

– Люди говорят, будто только Романовы и могли. Но их нет, а Гришка в Польше.

– Да плюнь ты на него, государь. Побьем этого пса, в цепях на Лобное место притащим.

Годунов неожиданно спросил:

– А ты, Василий, ничего в Угличе не упустил? Может, все же жив остался Дмитрий?

Шуйский изобразил возмущение.

– Да как же ты мог такое помыслить, государь? Все было расследовано тщательно. Дмитрий погиб в Угличе, в этом нет никаких сомнений.

– Но Мария Нагая не признает этого.

– С ума сошла, наверное.

– Привезти бы ее на Москву, да заставить при народе сказать, что в Угличе случайно погиб именно царевич Дмитрий, а тот человек, о ком слухи по всей Руси бродят, – самозванец и вор. Да только запоздали с этим. Надо было раньше. Но где же Семен? Час ждем. Стрелецкий голова Смирной-Отрепьев еще вчера вернулся на Москву.

Тут в массивную дверь кто-то постучал.

– Входи! – крикнул Борис.

В комнату зашли Семен Никитич Годунов, два года назад ставший боярином, и стрелецкий голова Никита Смирной-Отрепьев, родной дядя Гришки.

Войдя, и боярин, и голова поклонились государю.

– Садитесь, – сказал тот. – Рассказывай, Никита, как съездил в гости к полякам, чего узнал, с кем встречался. Обо всем и подробно.

– Добрался до Кракова без происшествий. Великий канцлер Замойский от встречи со мной отказался, и гетмана Жолкевского в городе не оказалось. Но все же кое-что узнал. Король принимал самозванца. Представляли его по настоятельной просьбе нунция Рангони князь Константин Константинович Вишневецкий и Самборский воевода магнат Ежи Мнишек. Подробности разговора мне неизвестны. Знаю, что король не признал самозванца царевичем, хотя у того и были доказательства.

– Какие именно? – спросил Годунов.

– Не знаю.