– Спасибо, доктор.

– Не надо благодарности. Сохранение здоровья монарха – мой долг.

– Он сейчас спит?

– Да. И спать будет долго. Не стоит мешать.

– Конечно. – Мария Григорьевна увела сына и дочь, двадцатилетнюю красавицу Ксению.

Семен Никитич еще немного поговорил с немецким доктором, потом приказал усилить охрану, приставить к покоям специального человека для посылок. Мало ли что потребуется.

После чего он вышел во двор, вздохнул и проговорил:

– Такое с царем в первый раз. Он сознание потерял и бился в судорогах, как когда-то царевич Дмитрий. Что это? Совпадение или наказание Божье? Но за что? Борис Федорович не отдавал приказ извести Дмитрия, тот сам напоролся на нож. Да и болел он от рождения. А тут вдруг такой же приступ у самого Бориса Федоровича. – Семен Никитич перекрестился.

К нему подошел Василий Шуйский, который чуть задержался в Кремле.

– Что за беготня во дворце, Семен Никитич?

Боярин поведал князю о случившемся и вновь обратил внимание на странное выражение его лица. Он то ли переживал, то ли радовался.

Утром 1 августа Григорий Отрепьев и Ян Бучинский приехали в лагерь, где собирались казаки. Там было на удивление спокойно. Сотники держали дисциплину крепко, каждый день войсковые начальники устраивали казакам учения, для чего построили частокол на холме, имитирующий стену небольшой крепости. Одни казаки брали ее штурмом, другие защищали. На лугу шли учебные схватки, отрабатывались приемы ведения сабельного боя.

Отрепьев посмотрел на это, улыбнулся, повернулся к Бучинскому.

– Если бы кто-то сказал мне, что это казаки с Днепра, где горилка льется рекой, то я не поверил бы.

Бучинский довольно усмехнулся.

– Так я же говорил, великий князь, это на вольнице казаки гуляют, а когда наступает пора серьезного дела, превращаются в слаженное, хорошо управляемое войско.

– Теперь вижу. Я доволен.

Отрепьев увидел бой, устроенный десятком казаков, не сдержался, пришпорил коня, рванул вперед и выхватил свою саблю.

Бучинский побледнел.