– А не подумал, что если бы кто-то увидел тебя, то не стал бы спрашивать, кто ты и откуда, а пустил бы стрелу и прибил бы?

– Ты же меня, Гриша, знаешь.

– Ты неисправим. Ведь в годах уже.

– Князь говорил, что таких, как я да Фадей, только могила исправит.

– Верно говорил. Так для чего ты здесь?

– Решил проведать старого товарища.

– Соскучился, значит. – Отрепьев пересел к столу, подал руку Холодову. – Рад видеть тебя, Андрюша.

В дверь постучали, и в комнату вошел сотник Бучинский. При виде незнакомца, каким показался ему Холодов, он поначалу остолбенел, а затем выхватил саблю.

Отрепьев остановил его.

– Стой, Ян! Не признал, что ли, кто у меня?

– Ну да. Извини, великий князь. – Он спрятал саблю, потупился, чувствуя вину.

Отрепьев взглянул на него.

– Что, Ян, не поймешь, как Андрюша прошел в острожек мимо твоих казаков?

– Не пойму. Кто-то провел его. Я должен знать…

– Ты, Ян, изменников в сотне не ищи, нет их. Андрюша сам прошел. Да ты садись. – Григорий повернулся к Холодову.

– Расскажи, как попал в крепость.

Бучинский выслушал Андрюшу и ударил себя кулаком по лбу.

– Башка моя дырявая! Ведь хотел же в первую голову на ворота дозор поставить, да закружился.

– Да, плохо, Ян. Так же, как Андрюша, сюда мог враг зайти. И нашел бы ты своего господина мертвым в этой комнате.

– Великий князь, виноват, накажи.