Отрепьев покачал головой:

– Плохо ты знаешь Холодова и Костыля. Они в бою пятерых твоих самых лучших казаков стоят. Вот почему я настаиваю на высылке в лес двух десятков. При таком раскладе ни Андрюша, ни Фадей не отобьются. Кустарю передай, что немало казаков может полечь. Как выполнить задание, пусть на месте решит сам сотник.

– Дозволь, великий князь, не Кустарю, а мне возглавить десятки.

– Нет, Ян, я ценю твое рвение, но тебе нельзя быть замешанным в этом деле.

Бучинский кивнул.

– Я все понял.

– Ступай. По возвращении Кустарю сразу же ко мне.

Отпустив Бучинского, Отрепьев поднялся, встал под образами и истово перекрестился. На душе у него было погано. Ведь он только что приговорил к смерти своих товарищей, которые не раз выручали его, помогали во всем. Князь Губанов не в счет, его не жаль, он с самого начала вел свою игру и пожертвовал бы Григорием в любую минуту, а вот Андрюша и Фадей? Такова доля государя.

Он налил себе полную чашу вина, выпил. Взялся за ендову, она была пуста.

– Казак! – крикнул Отрепьев.

В залу заглянул охранник.

– Да, великий князь!

– Принеси вина, да побольше!

– Но нам, охране, это запрещено.

– Тогда слугу кликни, бестолочь.

Явился слуга. Принес полную ендову крепкого хлебного вина.

Кустарь, проинструктированный Яном Бучинским, вел своих людей по московской дороге. Он выслал вперед дозор из двух казаков.

Вскоре один из них вернулся к нему и доложил:

– Лес за изгибом дороги, до него саженей сто. Где-то в пятидесяти шесть всадников. Едут спокойно, единым отрядом. Нападения не ожидают, это заметно, но облачены в кольчуги, хорошо вооружены.