Бёртон снял с себя пиджак и жилет, передал их бродяге и с сожалением посмотрел на оставшийся рукав рубашки.

— Думаю, что пройду проверку, — пробормотал он. — Во всяком случае, выгляжу я так, словно только что побывал в потасовке!

— Что да, то да. Только не обижайся: рожа у тебя, как у уличного забияки.

— Прости меня, но мне твое замечание не нравится. Ну, как сейчас?

— Неплохо. Только взлохмать свои космы побольше, босс. — Бёртон послушался. — Супер!

— Жди меня здесь, Герберт: надеюсь, скоро вернусь. Всё зависит от того, насколько надрался мой своенравный помощник.

Он пересек улицу, немного постоял снаружи, толкнул дверь и вошел. В помещение с низким потолком набилось неимоверное число рабочих и женщин самого низкого пошиба, а также воров, убийц и шлюх. Пьяная шумная толпа громко праздновала победу: у многих взгляд уже был осоловевший, а некоторые допились до того, что могли лишь неподвижно стоять среди всей этой какофонии с пустыми лицами и тупо вращать глазами. Толпа смеялась, кричала, пела и ругалась; Бёртон проложил себе дорогу сквозь нее, каждую секунду ожидая, что в грудь воткнется нож или на голову с размаху опустится бутылка.

— Аристократов к чертовой матери! — проорал кто-то. Поднялся гул одобрения, к которому присоединился и Бёртон, чтобы не выделяться.

— Ари-сто-кра-а… — проскрипел человек рядом с ним.

— Гип-гип ура сэру Роджеру!

Бёртон подхватил вместе со всеми:

— Да здравствуют рабочие!

— Ура-а-а! — закричали все.

— Ура-а-а! — закричал Бёртон.

Он протискивался между рабочими (по виду, обитателями богадельни), когда они громко запели:

Песню приветствовала волна безумного гогота, который сначала перешел в низкий вой, а потом внезапно оборвался. Один рабочий стоял, глупо ухмыляясь; изо рта у него текла слюна.

— Эй, дайте бедолаге еще выпивки, — крикнул кто-то, — пускай его мотор опять заработает!

— Да! — подхватил другой. — Кто не пьет, тот урод, мы ему проткнем живот!

Воздух наполнился радостными криками и поднятыми стаканами. Бёртон обратил внимание на парадокс: именно самые пьяные сохранили больше всего рассудка. Это подтверждало его мысль: алкоголь каким-то образом помогает сопротивляться эманации Претендента. Наконец он увидел Суинберна: тот был одет уличным мальчишкой и жался в углу вместе с очкастым длиннобородым человеком.

— Эй, пацан, — проорал королевский агент, — подымай свой тощий зад и ползи сюда, чертово отродье!