До его связи с журналистами оставалось меньше двух минут, а он теперь не представлял, что говорить. Он знал о пропавших летчиках, они даже успели обсудить с командой, что кто-то из них может быть еще жив, но если было признано, что на планете что-то опасное, а высадка невозможна, то на то наверняка были причины.

– Не наше это дело задавать вопросы, – обычно говорил капитан, а тут явно сам задумался.

– Что-то тут нечисто, – прошептал он и тут же активировал канал экстренной связи со штабом ЗАП за Земле, а потом сообщил: – У нас срочные новости: с ЗиПи3 получен сигнал. Передаю сообщение в полном объеме.

– Информация принята. Ждите, – отозвался оператор, оставляя капитана в растерянном неведении.

– Что мне говорить журналистам? – спросил помощник капитана почти беззвучно.

– Не знаю, соври что-нибудь, скажи, что запуск может быть отложен по причине… которую нельзя разглашать.

Помощник кивнул, но все равно проболтался, а журналисты тут же выдали все в прямом эфире.

– Испытания могут отменить! – кричала ведущая. – Только что командир корабля получил особое послание, которое добавило много загадок военным. На связь вышла лейтенант Карин Маер, как мне подсказывают, штурман пропавшего патрульного крейсера.

– Это не подтверждено еще, – попытался исправить помощник капитана, голос которого прорвался в эфир, но едва ли кто-то его слушал.

– Есть все же великая сила на свете, – прошептала Августа Финрер, качая головой, а ее врач осела на пол, закрывая лицо руками.

– Не может быть, – шептала она, а по щекам у нее текли слезы – конечно, она знала, как зовут напарницу и возлюбленную ее единственного ребенка. Она понимала, что если Карин на ЗиПи3, то и Берг там или, по крайней мере, он был именно там, а это значит – «Азазель» угрожал не только Финреру, но и еще двум майканцам, но никто не будет за них заступаться, даже если она начнет кричать о подобной жестокости: не то уже время на Майкане – никто не восстанет, как много лет назад после суда Финрера. Тогда у людей были свежи ужас голода и отчаянье мальчика-героя, в одиночку защитившего весь Майкан, а теперь это уже обыденная часть прошлого. Бог с ним с Финрером, мертвый он полезнее живого: символ, который не может говорить – лучший инструмент, как-то так говорил в высших кругах нынешний префект, а летчики из патруля – что ж, им устроят минуты молчаливой славы на родине и, может быть, поставят монумент на звездной улице столицы. Этого будет достаточно, чтобы почтить их память. Спасать их никто не будет, женщина слишком хорошо это знала и потому рыдала, не таясь, не обращая внимания на взволнованную Литу, что металась между двумя женщинами, сходящими с ума от боли.