Сказать по правде, по дороге в «Денди» он постоял пару минут, глазея на эту вывеску, однако внутрь, хоть и хотелось, заглянуть все же не рискнул, поскольку черт его знает, какую гадость можно поймать в этой напрочь забывшей об элементарной гигиене галактической дыре седьмого стандартного разряда…

Он поостерегся зайти. И напрасно. Бывают случаи, когда вредно излишне осторожничать.

Поскольку, решись поверенный в делах подняться по трем скрипучим ступенечкам и позвонить в бронзовый колокольчик, встреча, которой он так жаждал, могла бы произойти задолго до вечера, притом без участия такой чуждой всему разумному силы, какой, увы, является планетарная Администрация.

Это во-первых. А во-вторых, не менее полусотни посетителей, регулярно наведывающихся в известный всей Козе домик-бонбоньерку, до сих пор не предъявляли никаких претензий ни к гигиене, ни к качеству сервиса.

И Анатоль Баканурски тоже не подцепил ничего этакого.

Во всяком случае, он искреннее на то надеялся.

И потому голос его, так и не слышанный Крисом, был хрипловато-мужествен, некогда водянистые глаза отливали сталью, а рука, размеренно помешивающая серебряной ложечкой ароматный чай, не дрожала…

— … и можете мне поверить, милейшая Людмила Александровна, — профессор сдержанно покачал головою, — что был момент, когда, не стану скрывать, я решил, что все кончено… Finita la comedia[13], так сказать. Их были сотни, нет, даже тысячи, этих скотов, этих грязных варваров! Но, — губы его искривила жесткая усмешка, — я не стал паниковать. Я ведь, кажется, рассказывал вам, что был когда-то боевым пловцом?.. — стекла очков ностальгически запотели. — И я вынырнул! А когда схватка окончилась, вокруг меня были трупы, одни только трупы. Ну и еще вот он… — доктор искусствоведения небрежно мотнул головой в угол, туда, где, сжавшись на табурете, сидело третье присутствующее в гостиной. — Вот так все и было, душенька вы моя…

— О, Anatole, — закатив в восторге густо подкрашенные глазки, проворковала хозяйка салона, — вы настоящий герой!

Не желая ни отрицать, ни подтверждать очевидного, доктор искусствоведения скромно потупился.

Да и к чему были здесь слова?

Эх, жизнь-жестянка, ни стыда у тебя, ни совести!

Кто бы узнал сейчас в этом раскованном человеке затрушенное чмо, прирабатывавшее в Шанхайчике мэром и отзывавшееся на кличку Проф? Никто. Потому что невзгоды меняют людей, и кто не сиживал в выгребной яме, скрываясь от необоснованных репрессий, тому вовек не понять, как закаляется сталь…