Боль замерла в глазах Н'харо, нестерпимое горе опалило бесцветным огнем скуластое лицо Мгамбы, наконец-то вырвавшегося из толпы, и беззвучный вой, жуткий, как плач волчицы, потерявшей выводок, рвался с прокушенных губ Гдламини.

Ничего не поделать! Ваарг-Таанга не знает жалости… А Дмитрию вовсе не хотелось убивать дурака. Напротив, он даже не слишком сердился на него, вспомнив некоторые эпизоды собственной жизни. И уже менее всего хотелось ему уходить с собственной свадьбы, так и не побыв ни минуты в непривычной, но наверняка забавной роли законного мужа.

Люди дгаа ждали, храня горестное молчание. Они жалели своего нгуаби. Они знали, как нужен им этот светлокудрый воин. Многие из них, не дрогнув, отдали бы жизни ради того, чтобы ему не пришлось уходить. Но как преступить волю Безликой?!

— И очень просто, — сказал над самым ухом Дмитрия Дед, знакомо покашливая. — Слушай меня внимательно, сынок…

Старый Даниэль говорил, словно диктовал, спокойно и выверенно, но дыхание его было чуть-чуть учащенно, словно Верховный примчался сюда бегом, опасаясь не успеть.

— Вот так и действуй, — завершил он и удалился, по обыкновению не прощаясь.

А Дмитрий, хмыкнув, величественным жестом указал на пытающееся пошевелиться тело у ног дгаанги и торжественно провозгласил:

— Пусть Дгобози живет! Такова моя воля!

Шумок прокатился по толпе. Люди качали головами.

Как же не понимает нгуаби — уже почти бывший нгуаби! — что его воля бессильна там, где повелевает В'аарг-Таанга?

Если он откажется добить поверженного, это сделают за него иные, но вина все равно ляжет на его душу, и судьба изгнанника не минует его…

— Мне жаль, нгуаби, — нарушил молчание дгаанга, и сорвавшийся голос подтвердил, что он не лжет, — Нам всем жаль. Но никому не под силу изменить то, что завещано Безликой…

«Никому не под силу, тхаонги», — подтвердила слеза, скатившаяся по изуродованной рубцами щеке Убийцы Леопардов.

«Никому не под силу, земани», — плеснуло горечью от затвердевших скул ефрейтора Мгамбы.

«Никому не изменить, любимый», — ни для кого иного не слышно вскрикнула Гдламини.

Вот как?

Дмитрий Коршанский, лейтенант Космодесанта, усмехнулся.

— Разве я не пришел с белой звездой?

— Это так, нгуаби, — бережно, словно при беседе со смертельно больным, ответил дгаанга. — Но воля Ваарг-Таанги неизменима. Ни для кого…

— Так знайте же, добрые люди дгаа! — рыку Дмитрия сейчас, пожалуй, позавидовал бы и крутой черпак Н'харо, не говоря уж о подполковнике Михайлевском. — Уже собрался было я воссесть на белую звезду, — палец его вознесся в небо, — когда призвала меня к себе Ваарг-Таанга! И сказала она, что смягчилась душа ее, — к рыку примешался отчетливый всхлип, — и не угодно ей отныне право мг'га'мг'гели!