Из-за поворота дороги показалась голова колонны. Юрий поднял бинокль, прикрыв стекла окуляров ладонью так, чтобы они ненароком не блеснули на солнце и не выдали наблюдателя. Измученные лица солдат, бросавших тревожные взгляды в сторону леса, начинавшегося шагах в десяти от обочины, и почти не обращавших внимания на пологий склон, поросший редкими зарослями превеня, приблизились почти на расстояние вытянутой руки. Пилот скользнул взглядом вдоль строя. Все лица были похожи, точно у оловянных солдатиков. Разинутые рты, жадно хватающие горячий воздух, чумазые от пыли лица с грязным потеками пота и вытаращенные глаза, испуганно вращающиеся во все стороны. Заслоны и маневренные группы армии суверена успели нагнать такого страха на «соратниковых» солдат, что испуг стал господствующим выражением на их лицах. Отряд численностью около батальона шел плотными колоннами поротно с такой скоростью, что низкорослым замыкающим приходилось бежать бегом, торопливо утирая на ходу пот и еще больше размазывая грязь по усталым лицам. Броневики, грозно поводя стволами, двигались в промежутке между первой и второй ротами. А пулеметные двуколки затерялись в хвосте между обозными подводами. Боковых дозоров тоже не было видно. Юрий усмехнулся. Никакого боевого охранения. Ну надо же быть такими идиотами! Учит их майор, учит, а все без толку.

Между тем голова колонны почти подошла к следующему повороту. Пора было начинать. Пилот опустил бинокль, осторожно вскинул штуцер и сосредоточился. До переднего броневика было не более шестидесяти саженей. Попасть в узкую смотровую щель машины, движущейся по тряской проселочной дороге, не очень-то легко. Но если он его не остановит, засада может окончиться очень печально.

Гулко ухнул выстрел, и тут же затрещали штуцера ватажников, пулеметы унтеров, закричали солдаты. Кинжальный пулеметный огонь, открытый с дистанции пистолетного выстрела, в первую же минуту выкосил в тесных колоннах отряда ближние к склону шеренги. Юрий тоже не промахнулся. Пуля влетела под лобовой броневой щиток, поднятый из-за жары, и с легким чмоканьем вошла в грудь водителя передового броневика. Тот дернулся и свалился с узкого металлического сиденья. Броневик остановился, перегородив дорогу и лишив отряд всякой возможности маневра. Люди ошалело метались вокруг, оглохнув от грохота и не соображая, откуда грозит смерть. Кто-то начал судорожно стрелять по опушке, кто-то залег, а кто-то, наоборот, бросился к лесу. Остальные броневики тоже остановились. Пора было вводить в бой гранатометчиков. Пилот приподнял ракетницу и выстрелил вверх. Стрельба мгновенно прекратилась, и в ту же секунду из леса выскочило полтора десятка ватажников, укрывавшихся в глубоких ямах под корнями деревьев. Они начали швырять в броневики связки ручных гранат Сименсона — по четыре штуки в каждой. Почти все они попали в цель, разорвавшись с оглушительным грохотом. Нескольких человек, укрывавшихся от огня за крепкими стальными телами броневиков, просто разорвало на куски, те же, кто уцелел, на какое-то время утратили всякую способность что-то соображать. Участок дороги, где застыли броневики, заволокло дымом, но Юрий не стал ждать, пока он окончательно рассеется, а, выждав несколько секунд, снова подал сигнал открыть огонь. За эти мгновения гранатометчики должны были убраться из сектора обстрела, а кто не успеет — что ж, такая его судьба. Во время этой короткой передышки почти — все пулеметчики, прячась за кустами, переползли поближе к седловине, и потому открыли огонь только три пулемета из десяти имевшихся. Остальные заняли новые позиции и стали ждать момента, когда не попавшая под первый удар часть отряда попытается прийти на помощь растерзанным кинжальным огнем передовым ротам. К тому же на дороге для пулеметов уже не было таких удобных целей, как в первые минуты боя. Все, кто уцелел, уже успели залечь или попрятаться за мало-мальски пригодными укрытиями. Перестрелка должна была продолжаться несколько минут.