Это напоминало удар лошадиным копытом. Нечто прилетело из пустоты и свирепо лягнуло под ребра. Дыхание у Потапа сперло, перед глазами немедленно поплыли радужные круги, какие-то разноцветные монетки — вроде тех, что он собирал в далеком детстве. При этом капитан с отстраненностью отметил, что дайк вновь не пошевелил ни единым пальцем. И тут же вспомнился Вадим с его детскими рисунками. Кажется, Дымов пытался рисовать им возможные формы человеческого метатела. Нечто похожее на воздушного спрута с жутковатыми щупальцами, которые Вадим называл лимбами. Разумеется, если имеешь под рукой парочку-другую невидимых конечностей, в драке это может здорово пригодится, чем и пользовались без стеснения голубоглазые шерхи.

Отскочив назад, Шматов по-бойцовски поднял руки, поигрывая мускулами, ищуще затанцевал пальцами и кистями перед лицом рыжебородого. Это напоминало нечто среднее между техникой пьяного дервиша и танцующей обезьяны. С виду смешно и забавно, однако для тех, кто понимал суть означенного танца, все проделываемые пасы значили достаточно много. Во всяком случае, ввести в заблуждение они могли кого угодно.

Кажется, и шерх начинал что-то такое подозревать. Он не спешил бросаться в очередную атаку, и второй удар его напоминал скорее разведку боем — все равно как боксерский тычок левой. Он явно выискивал слабину в обороне противника, пытаясь понять, что же затевает его новоявленный соперник. Впрочем, тычком это называть тоже было трудно. Нечто жесткое и тяжеловесное хлестнуло по плечу Потапа, попыталось сшибить с ног. Проворно качнувшись в сторону, капитан вывернулся из-под невидимой плети, в свою очередь резко ударил ребром ладони. Ударил по пустоте, которая в действительности пустотой не являлась. Ударил так, как разбивал когда-то сложенные стопкой глиняные кирпичи. И, разумеется, попал. Ему даже показалось, что рыжебородый немедленно умрет. Ощущение было такое, словно рука пробила резиновый баллон с водой. Мокрое и теплое омыло ладонь, а лицо шерха исказила яростная гримаса боли. Однако на этом Потап Шматов останавливаться не собирался. С криком выдохнул из себя воздух, он вонзил в невидимое препятствие костяшки второго кулака и, крутанувшись всем корпусом, вскинул ногу.

К подобному трюку растерявшийся шерх оказался явно не готов. Вряд ли удары по его метателу причинили ему сколько-нибудь ощутимый урон, однако финальный удар ногой угодил точно в цель, разбив гордый нос и разом опрокинув рослого гостя наземь.

Казалось, ахнул весь барак. К Шматову здесь относились с боязливым уважением, но никто и помыслить не мог, что в первой же стычке он так легко и просто сразит всемогущего шерха. По лицу поверженного «бога» растекалась кровь, на губах пузырилась пена, но никто не спешил к нему на помощь. Брат рыжебородого, набычившись, двинулся было в сторону Шматова, но, оторвавшись от стены, к нему качнулся Миронов.