Но настолько ограниченный в своих силах и компетенциях Александр Четвертый, к тому же с отрезанной на 99 % памятью и вычислительными силами (система Гекаты оставалась под постоянной блокадой Плато), был не в состоянии осмысленно ответить даже на вопрос, находится ли Мойтль внутри Порта. Он знал лишь, что у него не хватает одного челнока – но улетел ли тот с Мойтлем на борту или отправился в автоматическую миссию, сказать не мог.
Потому, возможно, их впустили вовсе не благодаря Анжелике, ее знанию семейных тайн Макферсонов, но в результате увечья программы – которая впустила бы, в конце концов, всякого.
Замойский со вздохом передвинулся к краю помоста. Сел прямо, свесив ноги в пропасть. Под стопами у него была лишь чистая синева. Но стоило чуть наклониться вперед и вправо, он видел уходящую вниз стену хабитата, отрастающие от нее балконы и террасы, часть висячих садов, ориентированных согласно иному вектору гравитации; а еще купола башен и их зубцы. Ибо башни – те, что оставались видны – в большинстве стояли под прямым углом к вертикали Замойского. У одной из них на вершине находился бассейн. Этот вид пугал еще и потому, что поверхность воды (с такого расстояния: синий прямоугольник) не была параллельна любой другой поверхности хабитата, и человек начинал сомневаться в собственной пространственной ориентации, что могло закончиться дурно, особенно для того, кто сидел над пропастью.
«Хабитат» – но ведь Адам думал о нем не так. Это была эшеровская мешанина архитектур, опирающихся на различные стили и строительные техники. В целом конструкция имела форму шара диаметром примерно с километр. В ее геометрическом центре (как полагала Анжелика, а Александр подтвердил) находилась небольшая черная дыра, гарантирующая необходимое тяготение.
Фрагмент, в котором находился Замойский, вызывал в памяти ассоциации с мавританской виллой – даже в воздухе витал соответствующий аромат, экзотические благовония.
Что-то ударило его в спину. Он метнулся назад, хватаясь руками за колонну.
– Господи, ну ты и нервный.
Замойский перекатился на спину. Она стояла над ним с остальной одеждой в руках – как оказалось, Анжелика бросила в него ботинки.
Он театральным жестом схватился за грудь.
– Сердце старого алкоголика может не сдюжить от такого.
– Ты лучше переоденься, а то и вправду выглядишь как последний бродяга.
На ней самой была уже надета свежая рубаха (темно-зеленый хлопок) и штаны (черные джинсы). Его внимание привлекли босые ноги.
– Ножки озябнут, – пробормотал он.
– Не оказалось моего размера. Но на тебя – было. Ну, ступай, переодевайся.