В голо со своей стороны Анжелика открыла многочисленные трехмерные окна, в них возникли данные, получаемые Вероном.

– Кислород – двадцать пять, азот – шестьдесят, о, много двуокиси углерода, вы делали какие-то анализы вегетационного цикла местной флоры? На чем она работает, какой-то местный аналог хлорофилла? Я вижу, что они зеленые.

Они были уже над континентальными лесами, десять километров и все ниже.

– Помню, что Джус сильно жаловалась на разницу в репликативных кодах, – пробормотал Адам. – У нас было мало оборудования… Погоди. Нет, не знаю. Мол, отсутствие природных эволюционных цепочек и все такое. Поскольку мы знали о месте, ну и о Щелкунчике, да и само солнце… мы решили, что здесь существовала старая цивилизация. Тогда это были бы не оригинальные флора и фауна, но энное поколение видов, спроектированных от самых основ для позабытых уже целей, а потом одичавших и мутировавших, сражающихся за имеющиеся ниши, которых еще не существовало, когда эти виды придумывали… Оставить такое на пару миллионов лет – и вуаля, перед нами целая биология, совершенно невозможная с эволюционной точки зрения. Верон, отдай. Сейчас.

– Прошу.

Замойский сжал руки на рулях, и с этой хваткой вернулась его уверенность в себе.

– Это то самое озеро? – спросила Анжелика, вертя над собой голографические пейзажи.

– Да.

«Катастрофа» управлялась, словно прямоточник сменной оси; выдвинулись широкие носовые плоскости, и челнок спускался к плоскогорью почти как планер, лишь время от времени корректируя полет импульсами из боковых дюз. Адам положил «Катастрофу» на левый борт, набрасывая вокруг озера низкую петлю.

Верон передвинул в голо увеличение береговой линии. Озеро имело форму слезы длиной более тридцати километров; из зауженной части вытекала река, разливаясь широкой катарактой вниз на несколько десятков метров по каменистому каньону. Противоположный, южный конец озера подступал под высокие клифы у густо заросших гор.

На восточном берегу Замойский искал поляну в форме клепсидры, которую он хорошо запомнил. Останки челнока должны были находиться сразу за ее сужением. Конечно, пуща могла за это время поляну и поглотить.

Он обыскивал взглядом густую зелень. Где-то здесь, в двух третях пути от реки к утесам —

– Есть! Садимся.

Он заметил стабилизатор, торчащий над плотной зеленью. «Катастрофа» зависла над ним, медленно вращаясь вокруг вертикальной оси, кроны деревьев дрожали под напором поднятого ветра, вставали вихри сорванной с веток листвы.

Замойский дернул «Катастрофу» вверх.

– Тут ближе всего, – Верон указал на каменистый сток, спускающийся к ручью, метрах в семидесяти от останков.