— Кирилл, я не понимаю…

— Это ничего. Зачем мы теперь тебе нужны? У тебя теперь институт, областной город, книжки, театры, друзья-очкарики.

— Какие очкарики? — Машка чуть оторопела, но Кирилл этого не заметил. Он смотрел на нее и думал: «А что, если сейчас положить руки ей на плечи, прижать к себе, обнять крепко-крепко, найти ее губы… Что будет?»

Он не решился. Он испугался: вдруг эти плечи окажутся твердыми, как дерево, а губы — холодными и неподвижными.

Лучше всего просто уйти. И не унижаться.

— Ладно, пока, — сказал он, отворачиваясь.

— До свидания, Кирилл, — ответила Машка каким-то бесцветным голосом.

«Конечно, — с горечью думал он, уходя. — На кой ляд я ей сдался — чурбан деревенский. Для таких, как я, — полная „навозная академия“ будущих доярок и свинарок. А про Машку нечего было и думать. Не для того она ко мне подходила…»

Он успел пройти шагов десять, как вдруг услышал за спиной какие-то странные звуки. То ли писк, то ли…

Он повернулся — и остолбенел. Машка не ушла. Она стояла и плакала. Причем — в голос, так, что тряслись плечи.

— Ты что? — испуганно проговорил Кирилл, торопливо возвращаясь к ней. — Что с тобой, по дяде Спартаку соскучилась?

— Кирилл… — выговорила наконец она. — Кирилл, я не знаю, как с тобой разговаривать. Ну зачем ты такой?

— Машка, ты что?! — Кирилл по-настоящему испугался.

— Я тебя боюсь, — продолжала рыдать она. — Я иногда думаю, что ты меня презираешь, что смотришь и смеешься надо мной.

— Я — смеюсь?! — изумился Кирилл. — Да когда такое было?

— Всегда! — почти закричала Машка. — Я никогда не могу понять, что у тебя в голове. Ты бываешь такой далекий, ты как будто не веришь мне, как будто еле терпишь меня.

— Нет! — Кирилл был поражен. Он не знал, что может выглядеть таким в глазах Машки. — Честное слово, никогда такого не было.

— Неправда, — прошептала она сквозь слезы. — А что же тогда было?

Кириллу оставалось только пожать плечами.

— Ты понимаешь, что у меня здесь никого больше нет? — Машка закрыла лицо ладонями. — Совсем никого, понимаешь? А когда ты со мной — мне ничего не страшно. Я даже в город не побоюсь уезжать, если буду знать, что ты обо мне думаешь, что ждешь.