Она отняла руки от лица и вдруг посмотрела ясными, почти без слез, глазами.

— Мы ведь не можем просто уезжать или просто приезжать, это слишком грустно. Приезжать нужно к кому-то, чтобы ждать встречи, чтобы радоваться ей. А я? К кому мне здесь приезжать, кроме как на кладбище? Кирилл, пойми же, у меня есть только ты.

«У меня есть только ты…» У Кирилла голова закружилась после этих слов. Он вдруг понял, что давно уже Держит Машкины руки в своих.

— А ты сегодня… — опять появились слезы. — А ты говоришь «пока» и уходишь.

— Ты тоже сказала «пока», — смутился Кирилл.

— Я не знаю, как с тобой говорить… — с отчаянием повторила Машка. — Не знаю.

Кирилл ни о чем уже не думал. Он обнимал Машку, гладил ее волосы и что-то шептал — наверно, какие-то пустяки, просто негромкие и спокойные слова утешения. И Машкины плечи совсем не были твердыми, как он боялся. Наоборот, она прижималась к нему, ее руки держали его так крепко, словно боялись потерять.

— Идем к нам, — сказал он, наконец. — Я не пущу тебя к соседям такую.

— Ничего, — Машка вытерла слезы. — Я сейчас успокоюсь. Иди, Кирилл, все хорошо. Меня тетя Вера сейчас накормит, чаем напоит… Только завтра приходи, ладно?

— Какой разговор!

Кирилл шел по темным улицам, словно летел на крыльях. Добрался до дома, почесал за ухом удивленного Черныша. Наконец вошел.

— Мам, я дома!

* * *

На столе был нормальный домашний ужин: картошка, овощи и лопнувшая в кипятке сарделька. Чувствовалось, что мать взбудоражена, хотя и старалась не подавать вида.

Отец тоже поднялся среди ночи и теперь ходил взад-вперед по кухне, закуривая одну сигарету за другой.

Кирилла не ругали, не укоряли за то, что исчез из дома, оставив родителей в страшном смятении. Отец и мать как-то поняли, что все действительно очень серьезно, раз уж сыну пришлось подвергнуть их такому испытанию. Кроме того, оба верили, что он не мог совершить что-то ужасное.

И вопросов не задавали. Пытались, конечно, но Кирилл это дело очень быстро пресек.

Мать и не настаивала. Ей достаточно было, что ее ребенок сидит дома и уминает ужин, что он здоров и даже, кажется, весел. А значит, ничего страшного быть не может.

Только вот отец все ходил и ходил из угла в. угол, нервничая.

— Пойду, постель сделаю, — сказала мать, покидая кухню.