То, что между ними происходило, было видно невооруженным глазом. Волки к их роману относились по-разному, но вслух этот вопрос не обсуждался. Во-первых, авторитет Алекс был непререкаем, да и Тихон, второе лицо на Ските, тоже чего-то стоил, в сумме же они имели такой вес, что любая критика в их адрес приравнивалась к бунту, а следовательно, к самоубийству.

Было еще и во-вторых. Зенон, отличившийся в первые часы своего пребывания на планете, приобрел репутацию цепного пса, который не лает, но если уж откроет пасть, то кто-то лишится головы. Самое странное, что ничего подобного не повторялось, а его слава все росла и множилась. Сорок два оператора, лично наблюдавшие расправу над Танком и Феклистой, наполнили тот случай вымышленными, но чертовски эффектными подробностями, и он окончательно превратился в легенду. Заочно Зенона отчего-то называли Змеем, и еще все знали, что Змей – лучший друг Тихона и Алекс. Искать ссоры с такой троицей было бы неразумно.

Не смотря на то, что женщин среди волков оказалось достаточно, таких пар на Ските больше не возникало. Алекс и Тихон были единственными, кого связывало что-то отличное от простого взаимопонимания. Закованные в жесткий, непроницаемый панцирь, они мучились от невозможности позволить себе самые элементарные вещи. Все их прикосновения совершались только в сознании, однако переносить это было гораздо тяжелей, чем голую выдумку. Они все же ощущали друг друга, это не было платоническим, но и по-настоящему чувственным не было тоже.

Началось все как-то невзначай. Алекс спросила, трудно ли переходить в чужой КБ, он в шутку предложил ей попробовать самой, и она, вроде бы в шутку, согласилась. И оставалась у него до тех пор, пока окружающие не заметили, что два танка подозрительно долго не двигаются. А они двигались.

Это длилось один час в обычном времени и целую эпоху в электронном. Что-то среднее между соитием и обменом информацией – так Тихон мог бы это определить. Он познавал не тело Алекс, а ее душу, и увлеченно наблюдал, как в ответ она постигает его самого. Их занятие было несравненно более высокого порядка, чем заурядный интимный акт, хотя оба, если честно, о заурядных актах имели понятие достаточно смутное.

Насытившись, они принимались делиться невероятными впечатлениями и, скоро истосковавшись, опять бросались друг к другу. Однако выходить из этого состояния с каждым разом становилось все тягостнее. Каким бы интенсивным не было их мнимое блаженство, в реальности оно оборачивалось неудовлетворенной страстью. Обоих потом изводило внутреннее напряжение, и они много раз обещали себе прекратить эту пытку, но цена таким зарокам известна.