И еще Тихон проверял озеро. К этому уже настолько привыкли, что даже ленились подшучивать. Лишь изредка, когда он него веяло хорошим настроением, кто-нибудь горячо вскрикивал:

– Ну?!

– Я дам знать, – деловито отвечал Тихон.

Танки все прибывали, но пик явно прошел. На Ските уже находилось более тысячи волков, и Алекс сказала, что до полутора их количество, скорее всего, не дойдет. Проект затухает, лаборатории выкидывают последние машины, а новые строить незачем, они себя не оправдали. Хотели создать биомеханическое войско, а получили стадо – озлобленное, растерянное, запутавшееся в болезненной рефлексии.

– Стая, – оскорбленно поправил Тихон.

– Стая, стадо. Не все ли равно?

– Если я правильно понял, когда-нибудь поток танков иссякнет, и тогда… что тогда?

Он вдруг решил, что пребывание на Ските жутко похоже на спячку. Да ведь это действительно стоянка, осенило его. Каждый час их жизни наполнен каким-то невысказанным ожиданием, и чем дальше, тем это становится заметней.

– Алекс. Мы ведь чего-то ждем?

– Кого-то, – сказала она, будто давно уже собиралась объяснить. – Игоря ждем. Когда он появится на Ските, я буду точно знать, что наш Проект закрыт.

– Появится, – хмыкнул Тихон. – Да у нас и дышать-то нечем! Или он… в каком он будет обличье?

– Ты сам ответил, в каком. С кислородом у нас и впрямь туговато.

– С чего ты взяла, что он сюда придет?

– Он слово давал.

– Игорь – слово?! И ты веришь?

– Слову – нет, а генокоду верю. Он неизлечимо болен.

– Не костным гриппом, случайно?

– Я не шучу. Болезнь у него… В общем, даже не болезнь, а генетическая программа, последствия еще тех войн. Оффициум-летум называется. Ранняя смерть головного мозга. Неизбежная. Я подозреваю, что весь волчий Проект он затевал под себя. Мы ведь не хвораем. Как ему кажется.

– Сейчас все лечится, – возразил Тихон. – Взять клетку, исправить код, вырастить взрослого клона и через машину перегрузить в него личность. Ой… это же бессмертие, – растерялся он.

– Вот-вот. Кто тебе вдолбил такую чушь?