— Ты переоцениваешь этого соли.

— У него полный опыт восприятия, даваемого реланином, в то время как у меня всего лишь рудименты.

— Тогда соли понимает, что ты ищешь в действительности и что ты обманываешь его.

— Нет. Соли так же наивен, как религиозный бред, который он исповедует. Его поглощает лишь беспокойство о релавиде, на что я и рассчитывал. Он сочувствует мне из-за моей наркомании. — Презрительный смех Роаке заставил Тори пожалеть, что она не может дать ему пощечину.

— Если Бирк мертв, — спокойно сказала она, — то кто же убил его?

Наконец-то ей удалось привлечь внимание вождя клана, Акрас снова откинула с лица мантию и резко шагнула к Тори. Роаке пожал плечами и недовольно нахмурился:

— Очевидно, его жалкий сынок все-таки поддался давлению эгоизма.

— Калем и Сильвия думают, что их отец жив, — быстро возразила Тори. — Оба инквизитора прочитали это в них.

Акрас посмотрела на Тори сверху вниз. Ее бледное лицо цвета слоновой кости походило на лунный диск.

— Ты убила его? — осведомилась она, впервые обнаруживая глубокие чувства.

Тори не могла определить, означает выражение лица Акрас страх, гнев или беспокойство, но пришла к выводу, что ненависть вождя клана к Бирку Ходжу имеет глубоко личный характер. В этот момент Акрас походила на злополучную девушку, которая убила Арнода. Тори ощутила ту же смесь жалости и отвращения, что и тогда. Она придала своему лицу равнодушие и на сей раз намеренно вызвала призраки прошлого.

— Силененовый ремень натягивается так легко и просто, — промолвила Тори. — В момент удушения жертва успевает вскрикнуть, но петля быстро сдавливает шею… — Старые призраки явились слишком охотно — ужас стал реальным. — Лицо даже не успевает покраснеть.

— Он изменял тебе? — прошептала Акрас, едва шевельнув бледными напряженными губами.

— С первого дня нашей встречи, — ответила Тори. Она говорила об Арноде, но знала, что вождь клана слышит осуждение Бирка.

Нгина защелкала от боли.

— Свяжи стромви руки, ноги и челюсти, — резко приказала сыну Акрас.

Роаке медленно повиновался, с любопытством глядя на мать, словно она внезапно превратилась в незнакомку.

Акрас сбросила плащ, и бори, дрожа, распластался на глиняном полу, все еще жалуясь на раны, нанесенные Нгиной. Акрас опустилась на пол и села напротив Тори, скрестив ноги. Темное пятно крови медленно проступало сквозь повязку на ее руке.

— Меня он тоже предал, — серьезно и торжественно произнесла Акрас.

Тори молчала. Ей незачем было пробуждать мучительные воспоминания.